Марк Твен - Автобиография
Знакомые, которые зарезервировали для меня этот дом, пока я еще находился в Америке, были точно так же хорошо знакомы с тлетворным характером графини, как и любящая посплетничать Флоренция, но они позволили ввести себя в заблуждение, что графиня уедет жить в Париж, как только сдаст свой дорогостоящий дом. Это была ошибка. Она не собиралась делать ничего подобного. Она бы не вынесла жизни без ежедневного и ежечасного общения со своим красивым дворецким, а она не настолько богата, чтобы взять его с собой.
Поскольку в договоре об аренде не было условия, оговаривающего отъезд графини в Париж или какой-то другой рай, приспособленный к ее образу жизни, я вскоре понял, что способа ее устранить нет, и потому спустя два с половиной месяца ее благовонного присутствия в округе, с присутствия на территории поместья ее конюшни, я отказался от этой надежды и нахожусь с тех самых пор в поисках жилья. Поиски жилья в любой стране трудны и угнетающи, в местностях, окружающих Флоренцию, они ведут к упадку духа и, если в них упорствовать, заканчиваются самоубийством. Профессор Уиллард Фиск, ученый, который купил виллу Уолтера Сэвиджа Лэндора четырнадцать или пятнадцать лет назад, говорил мне, что осмотрел триста вилл, прежде чем нашел одну, которая его устроила; однако он был вдовцом, без детей или других членов семьи и нуждался в вилле просто для себя самого. Я был на ней двенадцать лет назад, и мне показалось, что он купил не виллу, а только единственное право – право ее заново перестроить и сделать пригодной для обитания людей. В течение первых трех недель февраля я облазил все вдоль и поперек, осматривал в среднем по шесть вилл в неделю, но не нашел ничего, что бы отвечало требованиям в данных обстоятельствах. Одним из этих обстоятельств, и самым важным из всех, является то, что мы находимся в Италии по указанию врачей, в надежде, что в этом мягком климате миссис Клеменс восстановит свое здоровье. Она неожиданно утратила его девятнадцать месяцев назад, будучи поражена нервным истощением, осложненным многолетней болезнью сердца, и со времен этого упадка случаи, когда она была способна простоять на ногах пять минут подряд, были чрезвычайно редки. Я осмотрел две виллы, которые были почти так же велики, как эта, но были так плохо спроектированы, что в них не хватало удобного пространства для моей семьи из четырех человек. Как правило, спальни служили в качестве коридоров и проходов, как это происходило веками. Все, кому не лень, без разбору пола и возраста, дефилировали туда и сюда через эти якобы отдельные комнаты.
Каждая вилла из тех, что я обследовал, обладала определенными качествами, которые мне было велено найти, четыре из них обладали почти всеми. В случае этих четырех врачей не удовлетворила высота над уровнем моря: две из них были расположены слишком высоко, другая пара – слишком низко. Все эти пятнадцать или двадцать вилл были меблированы. Читатель этих записок легко найдет это слово в словаре вместе с его определением, но это определение может не иметь ценности для человека, который хочет понять, что это слово означает здесь, когда оно прилагается к объявлению с предложением о сдаче жилого дома внаем. Здесь оно означает скудный и беспорядочно рассеянный набор дешевых и шатких стульев, столов, диванов и проч., обитых потертыми кусками ткани унылого и скорбного оттенка, который наводит на мысль о могиле и вызывает желание поскорее туда сойти. Средняя вилла, собственно говоря, представляет собой больницу для хворой, отжившей свой век мебели. Даже в лучшие свои дни эта мебель никогда не была ни доброкачественной, ни привлекательной, ни удобной. И когда были эти лучшие дни – вряд ли кто может сейчас сказать.
Всякий раз, возвращаясь с этих поисков, я был вынужден признать, что цветовой мятеж на вилле ди Кварто – просто отдых для глаз после того, над чем я вздыхал и скорбел на тех, других виллах, и что она – единственная вилла на рынке, коль скоро внутри ее достаточно мебели для нужд обитателей.
Также я признаю, что был не прав, считая эту виллу бедной и убогой в смысле удобств, ибо по контрасту с теми, другими, этот дом богат удобствами.
Некоторое время назад одна дама сказала мне, что только что вернулась после посещения загородного дворца одной княгини, громадного здания, стоящего посреди огромного, красивого и тщательно ухоженного цветника; цветник же, в свою очередь, располагался в большом и красивом частном парке. Она была встречена появлением великолепного ливрейного лакея, который проводил ее в величественный и просторный зал, богато уснащенный скульптурой, картинами и другими произведениями, прекрасными и дорогостоящими, а оттуда – в чрезвычайно длинный коридор, который блистал схожей отделкой, до последней степени роскошной и впечатляющей, и в конце этого чарующего путешествия ее привели в спальню, где она была принята княгиней, которая слегка недомогала и находилась в постели. Комната была очень маленькая, не имела старинных безделушек и других красивых вещей, которые бы радовали взор и дух, остов кровати был медным, там же находились два деревянных стула и маленький стол, а в углу стоял железный треножник, который поддерживал обычный умывальный таз. Дорогостоящие красоты дома были все напоказ, на комфорт его хозяйки никаких денег потрачено не было. Когда мне в первый раз рассказали эту историю, у меня имелись сомнения; теперь я более склонен верить.
Еще несколько слов в отношении меблировки виллы ди Кварто. Комнаты содержат в среднем по четыре картины каждая – скажем, две фотографии или гравюры и две масляные или акварельные картины. Некоторые из этих картин принадлежат кисти графини, и несколько из них выявляют талант умеренного уровня. Одна из этих работ – портрет, сделанный, очевидно, с фотографии того самого жителя Филадельфии, чьи близкие с ней отношения привели к тому, что ее первый муж избавился от ее общества путем развода. Когда эта разведенная дама вышла в Филадельфии замуж за графа, она процветала под своей девичьей фамилией Пакстон. В Америке она замужняя женщина, в Италии – нет.
Она изучала искусство. Двадцать пять или тридцать рисунков увешивают стены северной комнаты дома – которая, должно быть, является студией. Эти обнаженные мужчины и женщины демонстрируют подробную и бескомпромиссную наготу, которая является специальным продуктом учебных наставлений в художественных школах. Если я правильно понял графиню, она с трудом удержалась от того, чтобы вывесить их в гостиной.
Высоко на стенах огромного вестибюля висят несколько маленьких сияющих белых херувимов из тех, что ассоциируются с именем делла Роббиа[69]. Стены этого вестибюля сверх того декорированы или по крайней мере оживлены обычными большими безрамными овальными портретами маслом давно отошедших в мир иной аристократов, которые обычно обнаруживаешь на флорентийских виллах. Поскольку я не учился искусству, то не могу судить, какая картина согласно принятым нормам является хорошей, а какая – нет, и вынужден полагаться на свои незрелые представления. Согласно им картина, которую я сейчас рассматриваю, изображает человека с весьма благородным, серьезным и красивым лицом, безупречным во всех отношениях, и с безупречно красивыми руками; если бы она принадлежала мне, я бы никогда не взял ни одного урока по искусству, чтобы эта картина не потеряла для меня своего законченного, полного и убедительного совершенства.
