Галина Артемьева - Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Говорят, самая запоминающаяся загадка та, на которую не нашел ответа. Слова о бойне и резне в Венгрии впечатались в детское сознание. Я интересовалась 1956-м годом и спрашивала всех, кто мог мне хоть что-то рассказать о том времени, благо находилась в военной среде. Встречались участники тех событий. И офицеры, и солдаты.
Если кратко суммировать то, что они отвечали на мои вопросы, получалось следующее: Венгрия участвовала во Второй мировой войне на стороне гитлеровской Германии. Венгерский диктатор Хорти был вернейшим союзником Гитлера. Однако в 1944 году Хорти был смещен. Венгрия вышла из игры. И ушла от ответственности. На Нюрнбергском процессе вопрос о военных преступлениях Венгрии, как союзницы нацистской Германии, не поднимался. Хортисты остались безнаказанными. Народ в целом их не поддерживал. Но и советская власть настроила многих против себя. Мятеж 1956 года тщательно готовился, вооружение поступало по всем каналам, в том числе и из нейтральной Австрии. Когда возникли беспорядки, начались чудовищные преступления: убивали полицейских, их жен, детей, мирных граждан (сводились и личные счеты), советских солдат, служивших в группе войск, членов семей работников советского посольства. Венгерская армия, кстати, не перешла на сторону повстанцев.
Люди были напуганы, растеряны. Наши войска не сражались с безоружными. Они помогли навести порядок. И вели себя достойно.
В целом в ходе событий погибло чуть более двух с половиной тысяч людей. Из них — зверски замученных «повстанцами» около восьмисот человек.
Ну, поскольку Советский Союз пугал всех своей мощью, ООН осудила действия нашей страны в Венгрии. Но! И это стоит помнить: осудила эта международная организация и действия повстанцев.
(И просто попутно: а что это международная общественность нынче у нас в таком благостном молчании по поводу Ирака, Афганистана, пыточных тюрем, устроенных США в Румынии, Польше? Счет нынешних жертв идет на сотни тысяч… Но чувствовать себя виноватыми положено только специально для этого подобранным народам — так получается?)
Тетя моя долгие годы работала на факультете, который готовил офицеров из стран Варшавского договора. Слушатели очень ценили ее, уезжая из Москвы, присылали письма. А если случалось возвращаться, обязательно навещали нас. Поздней весной 1973 года к нам в гости зашел полковник Венгерской народной армии. Он уже закончил академию, а тогда приехал на кратковременные курсы. По-русски говорил блестяще. Они с тетей посидели, повспоминали, попили чайку, а потом гость собрался уходить. Я пошла с ним — нам было по пути: я ехала в театр, он к себе в гостиницу. Путь до метро и несколько остановок на метро — вот время, которое я использовала, чтобы расспросить венгерского офицера о событиях 56-го года. Он отвечал честно.
И — опять же — передаю кратко то, что услышала тогда.
В 56-м году он уже был тридцатилетним офицером. Он тоже сказал мне о хортистах, не понесших наказание и затаившихся в ожидании удобного часа. Но, по его словам, и новая власть давала серьезные поводы для недовольства. Все так.
— Но представь себе, — сказал полковник, — ты идешь по родному городу (не идешь, а пробираешься незаметно, конечно, и видишь, что на деревьях вниз головами висят люди. И некоторых из них ты знаешь. Это твои соседи. Вы еще вчера разговаривали… Ты идешь, и сердце твое плачет). Скажи, тебе захочется остановить тех, кто вешал этих людей? Или будешь считать, что ради их идей можно позволить им делать такое и дальше?
— Остановить, — сказала я тогда.
Золотоноша
Однажды летом мы все отправились на землю обетованную: на Украину. Тети долго мечтали когда-нибудь поехать туда, где тепло, где фрукты продаются ведрами, а не граммами.
— Там яблоки на земле валяются, их никто не поднимает, — повторяли чьи-то рассказы тетечки.
В такое поверить было трудно. В Москве фрукты стоили дорого. Хорошо помню, как покупали для меня и Женечки два яблока (по одному на человека). Или — гораздо реже — два апельсина. Помню, как великое счастье, запах новогодних мандаринов: три штуки в подарке Деда Мороза.
И вот нам — таким — говорят, что где-то яблоки валяются на земле!
Выбрали Золотоношу — какие-то тетины знакомые очень хвалили это райское место, дали адрес хозяйки домика, которая сдавала на лето комнату.
Название обещало мне сказку.
Золотоноша! Там наверняка не только яблоки на земле валяются. Может, и золото, серебро. Идешь так по земле, а тут и там золото блестит — красиво. Я тогда подберу немного золота и привезу в Москву. Будем в садике зарывать секретики не только с блестящими бумажками от конфетных оберток, а с настоящим золотом. Совсем другое дело!
Отправились мы вчетвером: Танюся, Анечка, Женечка и я. Стелла работала.
Ехали на поезде, с пересадкой в каком-то большом городе. Я на этот раз к вокзалу отнеслась довольно равнодушно: уж очень цель манила (фрукты, золото и прочие сокровища обычно воодушевляют путешественников).
В Золотоноше хозяйка нас уже ждала. Дом ее мне сразу очень понравился. Он был чистый, белый снаружи. На кухне — огромная печь. Говорливая хозяйка тут же рассказала, что, уезжая из дому на несколько дней, она закрывает ставни, задвигает изнутри засовы, а сама вылезает через печную трубу. Ключ, мол, воры подберут любой, а вот засов пилить — на это вряд ли решатся.
Хозяйка выглядела крупной, могучей женщиной. Не толстой, а именно крупной, сильной. Я не могла себе представить, как это она залезает в печь, ползет по трубе, выбирается на крышу. Я все сопоставляла ее и трубу.
Замучило меня это сопоставление. Я все смотрела то на хозяйку, то на трубу… И еще вопрос, который не давал мне покоя: а как она не пачкается сажей, если и правда ползет по трубе?
Взрослые, кстати, слушали и верили. Я это видела и чувствовала, что они не сомневаются. Тетя Аня сказала хозяйке, что та, как гоголевская Солоха…
— Вот только на метле не летаю, — сказала хозяйка. — А жаль.
Про Гоголя я все разузнала. Это как раз не самое трудное. А вот как через трубу вылезать…
Не удержалась я и через какое-то время спросила:
— А вы правда можете через трубу вылезать?
— Правда, — подтвердила хозяйка. — Хочешь, покажу? И тебя научу. Там в трубе такие скобы железные, я по ним, как по лестнице «топ-топ-топ».
И она мне правда быстро показала, как это делается.
Голову по самые брови обвязала платком, накинула на себя мешок с прорезью для головы и полезла на печь, а с печи — в трубу.
Раз-раз, я смотрю на улице, а она уже на крыше! Машет мне. С крыши спустилась по приставной лестнице. Потом утащила лестницу за сарай, чтоб в случае чего чужой кто через трубу в дом не залез.
