Софи ван дер Стап - Девушка с девятью париками
Мы сидим за угловым столиком в любимом итальянском ресторане Роба. По пути в туалет я прохожу мимо кухни – пахнет здорово. Перед зеркалом я подправляю фальшивые брови и расчесываю Платину. Когда я возвращаюсь, Роб болтает с хозяином, Сальваторе. На столе два желтых браслета Livestrong[13].
“Это тебе, – говорит Сальваторе. – Роб рассказал мне про твою болезнь. Уверен, ты справишься. А вот наш сын, Марко, не смог. Он умер в прошлом году. Лейкемия”.
Я смотрю Сальваторе в глаза. Он и сам носит браслет. На какой-то момент, пока мы сидим и вместе пьем вино, его боль становится моей, а моя боль – его. Когда он уходит, мы с Робом натягиваем браслеты. Из-за этого я чувствую связь с ним, будто мы соединены неразрывно.
Несколькими часами позже я ползаю по сайту своего друга Лэнса[14] и покупаю сотню желтых браслетов. Косвенно я обязана ему многим, слишком многим, чтобы мелочиться. Одна сотня желтых долларов, которая чуточку облегчит жизни прочих “лысиков”. Может, это и много, но десять браслетов смотрятся мелковато после рекомендации купить сто. Я подтверждаю покупку, радуясь, что внесла вклад в собственную судьбу.
Я ложусь в постель и прижимаюсь к Робу. Я чувствую себя испуганной, но держу это при себе. В любом случае я не знаю, что сказать. И простое “все будет хорошо” мне сейчас не поможет.
Четверг, 21 июля
Перед началом облучения у меня отпуск. Две недели солнца, хорошей еды, французского вина, бикини и сандалий – и ни единого белого халата на горизонте. Две недели чистого счастья с Аннабель на юге Франции!
Когда мне было пять лет, в торговом центре продавалась мягкая игрушка, которую я хотела больше всего на свете и устраивала истерики, пока не получила ее. Ее звали Мино, и она была маленьким плюшевым котенком. Мино преданно делила со мной постель последние шестнадцать лет, а это гораздо больше времени, чем провел со мной любой из моих парней. Она была там же, где и я, но, думаю, ее любимой поездкой стало путешествие в Гималаи.
Там она нашла себя – между утками и яками, китайцами и тибетцами. Сначала Мино не знала, что делать на этих зеленых просторах, ярко-бирюзовых озерах и искрящихся горных вершинах. Поначалу для кошки, никогда не покидавшей современный, шумный Амстердам, там было холодновато. Но теперь Мино адаптировалась к путешествиям и приобрела богатый опыт ночевок в палатке в Иране, в спальном мешке в Непале, на лодке в Кашмире или в овечьей шкуре в Раджастане.
И вскоре мы снова отправимся в большой мир. “Осталось всего пять ночей”, – нежно мурлычет она в уши медсестрам. Пять ночей, прежде чем она снова вернется в мир.
Суббота, 23 июля
Меня отпустили. Выписали из больницы на неопределенный срок. Передо мной лежит вожделенная справка о выписке. Я смотрю на нее, валяясь в постели. Моя последняя больничная ночь закончилась, началось последнее больничное утро. Последний пакет с химией сочится с высоты моего опекуна – стойки капельницы. Первые полгода, двадцать шесть недель, закончились. Я смотрю на капельницу со смешанными чувствами. Она молчит.
Никаких больше ночевок в С6, никаких больничных запахов и химической мочи. Больше никогда? Я все еще не готова произнести это вслух. Отныне будет лишь поддерживающая амбулаторная химия и облучение в больнице Роттердама.
Прощай, С6. Роттердам, жди меня. Будет ли Бас скучать по мне? Скучает ли он по тем, кто был здесь до меня? По скольким из нас он вообще скучает? Как много нас бродило по этим коридорам? Я выглядываю в открытую дверь в поисках другой себя, прячущейся под забавным париком, но вижу только стариков с прожитыми жизнями за плечами.
Понедельник, 25 июля
Прежде чем смыться, предстоит еще один визит в больницу – на сей раз в Роттердаме, где практикует доктор Н., мой новый радиолог. Специалист по лучевой терапии уже готов и ждет меня, вооруженный транспортирами, индикаторами и прочими измерительными штуками. В сравнении с прочими докторами, с которыми я сталкивалась за прошедшие полгода, доктор Н. – просто подарок богов. Он напоминает мне профессора Лакмуса из “Тинтина” и не боится обнадеживающе похлопать меня по плечу. Я мгновенно проникаюсь к нему теплотой.
Я сижу напротив него, чувствуя нерешительность. Доктор О. в Амстердаме не вселил в меня надежду.
– Я посмотрел ваши снимки и должен сказать, что это будет непростая задача.
– Ох.
– Опухоли находятся в труднодостижимой зоне, и это значит, что мы не сможем облучить их так, как нам бы хотелось.
– Ох.
– Я немногое могу сказать по этому поводу, но не хочу лишать вас мужества. В моей практике было несколько случаев подобного вида рака у детей. – Понятно, – мои руки начинают чесаться и потеть. Доктор Н. продолжает:
– Прежде чем вы уйдете, мы сделаем рентген, чтобы я мог правильно рассчитать дозу. После этого мы изготовим слепок с вашей груди, затем превратим его в некое подобие маски, которую вы будете надевать на время процедур. Таким образом, нам не нужно будет размечать ваше тело. Все отметки мы нанесем прямо на маску, и лучи будут проходить через нее.
– Как долго мне нужно будет облучаться?
– Не могу сказать наверняка, пока не готовы расчеты, – он делает лицо, будто измеряет всю Солнечную систему – вид у него такой, будто он в состоянии это сделать. Из-за этого я чувствую себя немного лучше, но и немного хуже.
– Почему это так сложно?
– Мы хотим уберечь ваши легкие, а это значит, что мы должны будем направить лучи со всех сторон. Не знаю, сможем ли мы достичь всех нужных мест.
– Уверена, вы справитесь, – в моем голосе больше оптимизма, чем я ощущаю. На лице доктора Н. – дружеская улыбка. Его голос спокойный и приятный. Сам он сдержанный и открытый. Итак, они существуют на самом деле – внимательные врачи.
– Так держать! Лечение начинается через две недели.
Мое правое легкое будет измочалено, печень жестоко повреждена, по пищеводу тоже пройдутся. Потому что радиация на самом деле не что иное, как уничтожение ненужных тканей наряду с нужными, встречающимися на пути. Во время каждого сеанса облучения мои клетки будут получать хорошую трепку, после чего попытаются восстановиться. Идея в том, чтобы раковые клетки сдались в этой борьбе, а здоровые выжили. По-видимому, мое тело будет справляться с этим самостоятельно. Мое чистое левое легкое какое-то время будет дышать за двоих, а печень начнет воспроизводить новые клетки, чтобы восстановиться.
Я благодарю доктора Н. за то, что был настроен так положительно. Через две недели начнется вечеринка с множеством новых неприятных побочных эффектов: повышенная утомляемость, пневмонии, сухая кожа, температура, кашель, затрудненное глотание. Выходя из кабинета врача, я чувствую себя маленькой девочкой – слишком далека она от молодой женщины двадцати двух лет, которая хотела бы прийти к соглашению с раком.
