Все цвета любви - Бернард Каролин

Фриде была приятна его похвала. Работа над портретом принесла ей много радости, а теперь опытный коллекционер и знаток искусства высоко оценил ее талант. И у нее уже созрели замыслы новых полотен.

В портрете растениевода Лютера Бербанка Фрида впервые вышла за границы реальности и изобразила Бербанка сросшимся с деревом, корни которого уходили в землю и переплетались со скелетом.

Когда Диего увидел картину, у него от восхищения перехватило дух.

— Фрида, это замечательно! — воскликнул он.

Сам Ривера тоже изобразил биолога на лестнице Фондовой биржи в Сан-Франциско, но в более привычной позе: стоящим на коленях и рассматривающим растение.

— Я и не заметила, как сложился такой образ, — призналась Фрида. — Внезапно он показался мне более реальным, чем сама реальность. Хотелось показать, как новая жизнь прорастает из смерти.

Она написала и еще один портрет — доктора Лео Элоэссера. Стэкпоул познакомил их с Фридой, когда ей понадобился врач, чтобы избавиться от болей в ноге. Фрида сразу же прониклась доверием к этому маленькому человеку с большим добрым сердцем. Постепенно она поведала ему всю историю своей болезни, не утаив даже того, что у нее был выкидыш. Она не сомневалась, что передает свои страхи и чувство вины в надежные руки. Лео Элоэссер внимательно слушал ее и задавал вопросы. Впервые у Фриды появилось приятное ощущение, что врач относится к ней как к равной. Лео объяснил, что именно происходит в ее организме. Ему было важно, чтобы пациентка это осознавала. Он даже достал медицинские книги и нарисовал ее травмы. Элоэссер дал ей несколько советов и прописал укрепляющие препараты и уколы. Со временем он стал для Фриды скорее другом, чем лечащим врачом. Она не любила других докторов, которые держались холодно и высокомерно. Но Лео Элоэссер безоговорочно доверял ей, и она слушалась его. Потому-то она и захотела его нарисовать. И стала посылать ему письма. «Никогда ни один врач не заменит мне вас, дорогой доктор», — писала она. Художница изобразила его в полный рост в темном костюме; голова слегка наклонена вперед, будто он слушает, как часто бывало на их сеансах.

В июне 1931 года Диего закончил работу, и супруги полетели назад в Мексику.

Фрида была рада вновь оказаться дома. Когда в первое утро после возвращения она проснулась, было еще очень рано, но ей больше не хотелось спать.

Она слушала, как тихо кудахчут в саду индейки. Вот Амельда шаркающей походкой направилась к двери — видимо, пошла на рынок за продуктами к обеду. С какой охотой Фрида сейчас присоединилась бы к ней и влилась в плавный поток людей, спешащих по своим делам! Потом она услышала другие шаги: мать собралась на мессу. Фрида не могла взять в толк, как она жила без всего этого — без шума улицы, который доносился из-за стены, окружающей дом, вкуса моле и энчилады [22], ежедневых гроз с громами и ливнями, приносящих в сад «синего дома» чудесную прохладу и свежесть. Она снова начала дышать полной грудью. Здесь повсюду веяло первоздан-ностью, не похожей на шумную и суетливую Америку. Теперь Фрида могла наслаждаться тишиной Койоакана, снова слышать знакомые звуки, есть любимые блюда, говорить на родном языке. Со счастливой улыбкой на губах она поднялась с постели.

Фрида наслаждалась временем, которое проводила с семьей, особенно с отцом, Кристиной и детьми. Но у Диего после возвращения в Мексику настроение вскоре испортилось. Ему больше нравилась жизнь в Америке. И над чем он будет работать, когда закончит роспись лестницы в Национальном дворце? Новых заказов не предвиделось. Последнее время Ривера носился с планом строительства дома в Сан-Анхеле, пригороде Мехико, километрах в четырех от Койоакана. Впервые увидев чертежи, Фрида испугалась. Оказалось, Диего решил построить два дома — большой для себя и поменьше для жены, — соединенных разводным мостом на уровне крыши.

— У каждого из нас будет своя студия. Ты можешь рисовать когда вздумается. Ты же всегда этого хотела. Будет здорово, Фрида, вот увидишь, — убеждал он ее.

Но Фрида решила, что это лишь отговорки.

— Значит, вот как ты себе представляешь наши отношения? — упрекнула она мужа. — Ты хочешь, чтобы я была рядом, но на безопасном расстоянии. Смотри, как бы мне самой однажды не захотелось поднять разводной мост.

Глава 13

— Но мы же только вернулись. Я еще даже не распаковала чемоданы, а ты снова рвешься в дорогу! — Фрида с сожалением оглянулась по сторонам, стоя в центре своей красивой разноцветной кухни. На столе лежали яркие перцы чили и баклажаны, лимоны, помидоры и цветы, которые она купила на рынке. — Хватит с меня пока Соединенных Штатов. Там сейчас холодно, а здесь начинается самый прекрасный сезон, Диего. — Она принялась раскладывать продукты по большим глиняным чашам.

Диего взял ее ладони в свои:

— Послушай, Фридита, Нью-Йоркский музей современного искусства предлагает мне персональную выставку. Раньше такой чести удостаивался только Матисс. Это будет мой триумф в Америке.

— А как же твоя работа в Национальном дворце? Нет лучшего места, чтобы донести твои идеи до людей. Ведь ты сам хотел продвигать революцию через искусство!

Диего пожал плечами.

— Но американских рабочих тоже нужно освобождать. Они продвинулись намного дальше в плане индустриализации. Видела, какие огромные фабрики в Штатах? Сейчас особенно важно просвещать пролетариат, убеждать его в правоте нашего дела. Точно так же, как рабочие строили заводы, они будут строить и социализм.

— Одна выставка в музее их точно не убедит.

Но Диего стоял на своем:

— Во-первых, Нью-Йоркский музей современного искусства — лучший в мире, а во-вторых, мы же едем в Детройт, в самое сердце американской автопромышленности.

Спор затянулся. Диего и Фрида ходили по кругу, многократно приводя одни и те же доводы.

Наконец Фрида сдалась. Чутье подсказывало ей, что будет неплохо на время уехать из Мексики. Политический климат становился все более тяжелым. Кроме того, передними открывалась возможность заработать, которой не стоило пренебрегать. Как знать, может, через несколько месяцев ситуация в Мексике изменится к лучшему. И все же художница не горела желанием снова собирать чемоданы. В последние месяцы она так скучала по Мексике. Эта страна жила в ее сердце, их прочно связывала общая история. Здесь она могла прослезиться, взглянув на цветущее дерево жакаранды или красивую индейскую женщину; здесь у нее семья и друзья. А в Америке все холодное и поверхностное, и никто не позволяет заглянуть себе в сердце. Там у Фриды вообще не было друзей. Она глубоко вздохнула. Конечно, придется ехать с Диего. Она бы никогда не отпустила его одного.

Она прошлась по комнатам casa azul, раздумывая, какие вещи упаковать в чемоданы, чтобы прихватить с собой немного дома, которого ей будет так не хватать в Гринголандии.

Спустя два дня Диего, покачиваясь, прогуливался с ней по палубе корабля.

— Ты только подумай, мы плывем на «Морро касл»! — восторженно кричал он.

Фрида могла понять энтузиазм мужа. Пароход совершал регулярные рейсы между Гаваной и Нью-Йорком и славился высоким уровнем комфорта. Американцы пользовались рейсом на Карибы, чтобы запастись спиртным в обход сухого закона.

Однако прибытие в Нью-Йорк оказалось отрезвляющим.

— Мы даже не сможем увидеть статую Свободы. — Фрида поднялась вместе с Диего на пассажирскую палубу, потому что не хотела пропустить это зрелище, но было туманно. Они точно плыли по облаку. Тонкий плащ Фриды тут же промок, а знаменитую статую она так и не разглядела.

К тому времени, как корабль подошел к причалу, там уже собралось множество друзей и поклонников Диего. Они развернули транспаранты и замахали шляпами. «Добро пожаловать, Диего!» — можно было прочесть повсюду. Ривере явно польстил такой прием. Он даже не возражал, когда его стали обнимать и хлопать по спине. Репортеры задали ему несколько вопросов. Потом супруги ехали по городу в такси. Дома здесь были еще выше и стояли еще теснее, чем в Сан-Франциско. Везя пассажиров по узким улочкам, таксист постоянно сигналил и один раз даже чуть не сбил пешехода. Фрида вздохнула с облегчением, когда, резко затормозив, он остановился перед отелем «Барбизон плаза» у Центрального парка.