Миллиардер из Кремниевой долины. История соучредителя Microsoft - Аллен Пол

Если компания – производитель компьютеров использовала не наш Бейсик, мы анализировали его, чтобы проверить, не украли ли они наши охраняемые авторским правом коды. Если подозрения подтверждались, обычно хватало сердитого письма или двух. Если коды принадлежали другой компании, мы настаивали, что этот Бейсик и наш – земля и небо. Так оно и было, поскольку мы не прекращали добавлять новые функции и развивать программу.

Убежденный, что наше будущее – в 16-битном мире, я начал работать над автономным Бейсиком для 8086-го процессора с Бобом О’Риаром, ветераном воздушных войск, который, по сути, стал моим заместителем по развитию. Работали по-прежнему «вслепую», поскольку первый 16-битный компьютер еще не появился. В мае мне позвонил Тим Паттерсон из местной компьютерной компании Seattle Computer Products (SCP). Он собрал прототип компьютера с 8086-м чипом, установленным на плате процессора, и искал программу, чтобы его проверить. Я сказал ему:

– Везите. У нас есть кое-что, что должно работать.

Тим мне очень понравился; такие люди, засучив рукава, зарываются в самые запутанные задачи. После недели кропотливой отладки и компьютер, и программа успешно сдали экзамен. Это было полезное сотрудничество, которое в дальнейшем вылилось в очень важный альянс.

Заблаговременная работа для 8086-го – только один пример того, как мы стремились оставаться первыми в условиях постоянного ускорения. Мы боялись, что нас кто-нибудь обойдет. В первые годы в Сиэтле меня преследовал один и тот же сон: мы с Биллом – в кабине бомбардировщика B-17 и пытаемся удержать самолет в страшной болтанке. Мы ни разу не разбились, но ни разу не восстановили управление полностью. И некуда было деваться. Мы были намертво пристегнуты ремнями.

Японский рынок бурно развивался, во многом благодаря Кадзухико (Каю) Ниси, нашему колоритному представителю в Восточной Азии. Кай издавал ряд глянцевых компьютерных журналов, которые успешно дополняли его неустанные усилия в интересах Microsoft. В августе 1979 года, когда он выцарапал крупный контракт с NEC, мы с Биллом отправились в Японию, чтобы помочь Каю развернуть бизнес. Я впервые оказался за пределами Северной Америки; все было для меня в новинку – от матрацев-футонов с деревянными подголовниками вместо подушек до разноцветных тарелок суши и горшочков с кипящим шабу-шабу.

Сначала мы отправились в Кобе, где родители Кая держали частную школу для девочек, с открытым бассейном во дворе. Там стояли две вышки для прыжков – трехметровая (для меня более чем достаточно) и десятиметровая. Стайка учениц на перемене наблюдала, как Билл карабкается на самый верх. Он прыгнул солдатиком, и девчонки взвизгнули. Видимо, Билл вошел в воду под углом – когда он вынырнул, спереди все тело оказалось ярко-красным. Наверное, он ушибся, но это не могло остановить Билла. Он продолжал прыгать, а девчонки продолжали взвизгивать.

На скоростном экспрессе мы добрались до Токио, где обнаружили новшество, еще не дошедшее до Соединенных Штатов: компьютерный «гипермаркет». Поселившись в отеле «Окура», я заказал в номер гамбургер с горчицей и сразу откусил большой кусок. Рот словно охватило огнем. Я жадно ловил воздух, а Билл смеялся надо мной. Здесь даже горчица была другая.

Мы направлялись на нашу первую встречу; лифт остановился, и вошла пара: длинноволосый парень в очках с толстыми стеклами и японка с волнистыми черными волосами. Неужели Джон Леннон и Йоко Оно? Я оперся на стену лифта, стараясь держаться непринужденно, и по невнимательности нажал кнопку промежуточного этажа. Лифт остановился, двери открылись, и парень в очках сказал:

– Никого нет дома.

Я убедился, что это Леннон. Я отчаянно пытался хоть что-то сказать, но мозги застыли. Когда лифт спустился до фойе и пара пошла прочь, я повернулся к Биллу:

– Ты видел? Это Джон Леннон и Йоко Оно.

– Правда?

– Да, смотри, вон они!

А Билл пожал плечами:

– Ну, может ты и прав.

Он не читал Rolling Stone взахлеб, как я. Билл знал что-то из поп-культуры, но на первом месте у него были программы; и на втором, и на третьем тоже.

Кай Ниси был необычайно прозападный и предприимчивый японец, высокооктановый одиночка, который на деловые встречи летал на личном вертолете. Он с легкостью тратил деньги, залезая в громадные долги (приехав в очередной раз в Японию, Билл ужаснулся, когда радостный Кай повел его к вокзалу в Токио, чтобы показать «динозавра» – бетонного бронтозавра в натуральную величину стоимостью миллион долларов, построенного для рекламы компьютеров новой модели; и часть счета должна была оплатить Microsoft).

Кай действовал вопреки правилам консервативной японской деловой культуры, но благодаря ему мы вышли на контакт с такими фирмами, как Matsushita Electric, нынешний Panasonic. Нас встретил парень из младшего персонала, чтобы проводить до верхнего этажа, к техническому директору. Чем выше поднимался лифт, тем неуютнее чувствовал себя наш провожатый. Я спросил:

– Вы когда-нибудь были на верхнем этаже?

– О нет, никогда.

– А вы раньше встречались с мистером ***?

– О нет, никогда… – несчастного парня пробил крупный пот.

В комнате заседаний на расстоянии примерно шести футов стояли два больших стола, развернутых друг к другу. От Matsushita было человек двенадцать; шеф сел на средний стул, остальные расположились справа и слева, в соответствии со статусом. Они дымили, как паровозы, и пили ядерный кофе. Мы с Биллом сели за второй стол, и с нами Кай, который позже разъяснил нам тонкости отношений между японцами.

– Итак, мистер Гейтс, – начал шеф, – можем ли мы быть уверены, что получим товар вовремя?

Нас допрашивали четыре часа – обычная процедура в Японии; хотели убедиться, что мы в состоянии выполнить свои обязательства. Билл излучал уверенность и спокойствие. Он вошел в свой режим качания и говорил:

– Мы делали то-то для Apple и то-то для Tandy…

Похоже, никого не волновало, что ему всего 23 года. Более технические или теоретические вопросы адресовались мне:

– Скажите нам, мистер Аллен, каким вы видите будущее индустрии персональных компьютеров?

Когда мы познакомились поближе, меня стали называть Аллен-сан.

Мы осматривали завод до пяти часов. Ровно в пять отключились кондиционеры, и из громкоговорителей зазвучал гимн компании. Кай сделал нам знак, чтобы мы встали рядом с хозяевами, которые дружно пели. Когда гимн закончился, я спросил Кая, пойдут ли они теперь домой.

– Ну, нет, – ответил он. – Будут работать до восьми, потом вместе пойдут ужинать, а завтра начнут с самого утра.

Я подумал: «Эти парни работают гораздо усерднее средних американцев. Как, черт побери, за ними угнаться?» По большому счету, никак. Миграция производства бытовой электроники из Соединенных Штатов уже шла полным ходом.

Каждый вечер японские руководители приглашали нас куда-нибудь за счет представительских расходов. Они выбирали рестораны с европейской кухней – чтобы побаловать себя, но в конце концов мы взмолились о японской пище. Ближе к концу нашего визита один из руководителей сказал:

– Встреча прошла замечательно. Я хочу пригласить вас в какое-нибудь особое место – к гейшам или на действительно великолепный ужин. Выбирайте.

Билл взглянул на меня, и я понял, что он проголосует за гейш.

– Настоящий ужин – звучит заманчиво, – ответил я. Японец заказал отдельное помещение на четверых в одном из лучших ресторанов. Нам подавали бесконечные перемены восхитительных сашими и мясных блюд; обслуживание было восхитительным. Когда нашему хозяину подали счет, Кай притих и затряс головой. Я почувствовал, что случилось нечто чрезвычайное. Когда мы вышли из ресторана, я спросил:

– Кай, и во сколько обошелся ужин?

Он помедлил секунду и ответил:

– Шесть тысяч долларов.

– Шесть тысяч на четверых? Как это может быть?

– Лучшая рыба, – объяснил Кай. – Большой зал.

Кто-то отправился на громадный токийский рыбный рынок и выбрал рыбу лучших сортов. Качество и уединение высоко ценились в Токио.