Жан-Кристиан Птифис - Истинный дАртаньян
Озабоченный в первую очередь славой своих полков, король был очень недоволен. Он полагал, что все эти осложнения могут привести к серьезным последствиям и, будучи неверно истолкованы, бросят тень на его славу. Поэтому он лично обратился к д'Артаньяну с просьбой карать виновных с исключительной строгостью:
«Вы должны велеть прогонять их и, более того, постараться в той мере, в какой это зависит от Вас, добиться того, чтобы солдаты, принадлежащие моему дому, жили в единстве между собой, и вдохновлять эти чувства в тех, кто находится в Вашем ведении».
Поскольку беспорядки продолжались, спустя несколько недель король возобновил свои увещевания, которые теперь уже носили оттенок угрозы:
«Мне стало известно, что поступает множество жалоб „на солдат“ королевского дома, располагающихся в тех местах, где Вы находитесь, однако мне хочется верить, что они не относятся к роте, которой командуете Вы, ведь Вы мне об этом ничего не писали, а я убежден, что Вы не преминули бы уведомить меня в подобном случае и сообщили бы о наложенном Вами взыскании; в противном случае, как Вы прекрасно понимаете, у меня не было бы оснований быть довольным Вами».
Наконец, к великому удовлетворению д'Артаньяна, которого подавляло бездействие, было решено выступить против врага. По такому случаю монарх не преминул дать указания главному штабу, с преднамеренной жестокостью особо указав, что «лучшим и наиболее честным способом» принудить Бернарда фон Галена сложить оружие является разорение и опустошение его земель, постоянные нападения на подвластный ему народ, при необходимости угон людей и скота и нанесение его народу «как можно большего вреда». Многие офицеры не забыли этих советов и тогда, когда позже вторглись в Палатинат и Севенны[75].
Король желал, чтобы в каждом бою впереди шли войска его военного дома как настоящий ударный отряд экспедиции. Их следовало «задействовать в первую очередь во всех сложных, необычных, опасных и утомительных операциях». Эта последняя рекомендация была абсолютно бесполезной: как только франко-голландские войска начали военную кампанию, отряды Бернарда фон Галена поспешили убраться восвояси. Только небольшой отряд авантюристов имел смелость закрыться в маленькой крепости Локен на реке Боркель в графстве Зутфен и, несмотря на малочисленность, оказывать упорное сопротивление. Осада городка, единственная значительная операция этой кампании, была недолгой. 14 декабря все было кончено, и союзные знамена уже развевались на укреплениях Локена. Побежденные – около 400 пехотинцев и пять десятков кавалеристов – с угрюмыми лицами прошли строем перед Франсуа де Праделем, Кольбером и д'Артаньяном. Они были в таком жалком состоянии, что французская сторона даже несколько устыдилась того, что обнажила шпаги против подобных оборванцев. Десятитысячный немецкий корпус, из осторожности отошедший на расстояние 3-4 часов пути от этого места, даже не счел достойным себя делом прийти им на помощь!
Во время осады мушкетеры, не жалея усилий, занимались самыми трудными работами. Они таскали на себе тяжелые фашины, предназначенные для засыпки полных грязной воды рвов крепости. Эти действия привели в восторг короля, который послал из своего замка Сен-Жермен поздравления их командиру: «Я и не ожидал меньшего рвения от роты старших мушкетеров (...) Это вновь утверждает меня в уверенности, что она никогда не совершит ничего недостойного, если речь идет о служении мне».
Благодаря этой легкой победе французы овладели рядом деревень, которые еще удерживал противник, – Алмепоо, Кеппелем, Вильдембоком – и расположились на зимние квартиры. Мушкетеры, размещенные до весны на берегу Рейна в лагере Рейнберг, вели там веселую жизнь, общаясь с гостеприимным и благодушным населением.
«Могу сказать, что я никогда еще не находился на лучшем довольствии, – сообщает нам неизвестный мушкетер, чье письмо сохранилось в архивах. – Те 39 су, которые платит мне король, не уходят у меня полностью на двух лошадей, моего слугу и питание (...) Местные буржуа прекрасно уживаются с нами, а мы с ними. Поначалу они были на нас слегка в обиде, теперь же готовы всем услужить. Единственная наша трудность заключается в том, что приходится ходить по деревням и добывать фураж у крестьян, а те не хотят продавать его добром, однако потом они полюбовно соглашаются постараться и дают нам его».
Этот мушкетер сообщил некоторые ценные сведения о жизни в маленьких рейнских гарнизонах. Кусок баранины стоил всего один су, кусок говядины или телятины – два су, курица – пять су. Мера овса обходилась в 30 су, и ее хватало на восемь дней. За сено приходилось платить ежедневно четыре-пять су. «Г-н д'Артаньян, – продолжает мушкетер, – сообщил мне, что испанские лошади стоят ему всего 8 су в день». В данном случае младший лейтенант, содержавший достаточно большой обоз, вряд ли сказал правду, если судить по тому, что написал в тот же день интендант Карлье, слегка бранивший его за излишние расходы:
«Испанские лошади г-на д'Артаньяна обходятся ему в 11 су 62 денье в день каждая, другие верховые лошади пожирают сена на 16 су, а лошади каретных упряжей – на 22 су. Исходя из этого, один мушкетер, его слуга и его две лошади весьма умеренны или даже недоедают, если их расходы не превышают 39 су в день».
Удовольствия рейнбергской жизни не помешали, впрочем, возобновлению беспорядков. Вопреки приказам короля, строго расписавшего военную иерархию, приказы командиров не всегда выполнялись. Нарушения начались сверху. Независимые, наглые, завистливые, чванящиеся своими титулами и удалью офицеры первыми стали нарушать дисциплину.
В частности, полковники инфантерии позволяли себе не признавать верховную власть командиров мушкетеров после того, как король указом от 15 декабря 1665 года включил мушкетеров в корпус конных латников. Людовику XIV и Лу-вуа[76] не раз приходилось вмешиваться, чтобы принудить строптивцев подчиниться. Неудивительно, что при наличии столь вопиющих примеров в войсках стали происходить и худшие эксцессы: кражи, дуэли, убийства, подделка денег... Печально было видеть, как элита французской армии ведет себя подобно грубым головорезам владетельного епископа мюнстерского.
Ко всему этому добавились еще религиозные унижения, которым подвергались «наши еретики-союзники». В Ресе французские солдаты, несомненно, от излишнего рвения, избили горожан, отказавшихся преклонить колена при пронесении мимо них святых даров. Лувуа удовлетворился тем, что нехотя высказал порицание виновным: он сказал, что подобные действия, «как бы они ни соответствовали внутренним убеждениям Его Величества, полностью противоречат тому способу обращения, которого Он хотел бы, чтобы все придерживались в отношении народа, крайне приверженного своей религии и еще более – своим властям».
Вместе с тем следует сказать, что, подобно поведению многих офицеров, воспитанных в духе старой школы, поведение д'Артаньяна во время этой кампании было безупречным. Вместе с интендантом Карлье и главным прево Давре-моном он изо всех сил старался предупреждать эксцессы, дебоши и беспорядки любого рода. Когда по недосмотру возник пожар в одном из районов Рейнберга, где была расквартирована его рота, он сразу же предложил внести свою долю в возмещение убытков жителям города. «Он сделал это со всем обаянием, какого только можно было пожелать, – написал Карлье в письме к Лувуа, – и обладатели всех этих домов удовлетворились суммой компенсации в 2000 ливров». Король, которому сообщили все эти подробности, пожелал выразить д'Артаньяну свое удовлетворение.
«Я абсолютно убежден, что первая рота мушкетеров действовала полностью в соответствии с установленным порядком, – написал он ему 8 января 1666 года. – Помимо того, что я доверяю всему, что мне пишете Вы, другие письма, приходящие из армии, подтверждают то же самое и отмечают, что быть более исполнительным на службе невозможно. Следует только утвердиться и далее в этом добром поведении, дабы я всегда был доволен ротой и в первую очередь Вами, и Вы можете быть уверены в дальнейшем моем благоволении во всех случаях, которые могут представиться».
Спустя несколько недель инспекция, неожиданно проведенная военными комиссарами д'Эсланде и Бава, обнаружила, что рота находится в наилучшем состоянии и полностью укомплектована, что дало повод Людовику XIV вновь послать свои комплименты:
«Это полностью соответствует доверию, которое я оказываю Вашему рвению на моей службе. Заботьтесь же всегда в такой же мере о том, чтобы я видел Ваше рвение».
Действия в Голландии разворачивались благоприятно для Франции. После двух безуспешных атак против Далема и Маастрихта фон Гален предпочел начать переговоры, которые завершились 19 апреля 1666 года подписанием мира с Генеральными штатами Соединенных провинций.
