Адольф Демченко - Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)
Чернышевский, Левитский, Промптов числились в семинарском классе лучшими учениками. В эту группу входил и Фёдор Палимпсестов. В воспоминаниях его брата, где он назван «едва ли не единственным близким товарищем» Чернышевского, степень их близости, пожалуй, преувеличена, но, по свидетельству мемуариста, Чернышевский был для Фёдора Палимпсестова «предметом глубокого уважения и любви».[287] Впоследствии он служил в Саратове смотрителем губернской типографии, акцизным чиновником (I, 846). Их частые встречи относятся ко времени преподавательской деятельности Чернышевского в Саратовской гимназии. Имена других соучеников не заняли в жизни Чернышевского сколько-нибудь заметного места.
В одно время с Чернышевским в семинарии учился Григорий Евлампиевич Благосветлов. Он поступил сюда в 1840 г. после успешного окончания Саратовского духовного училища. Из года в год отмечалось, что способностей он «отлично хороших», «очень хороших», «отличных». Во время состоявшегося в июле 1842 г. торжественного акта был награждён книгой. «Прилежания и успехов очень хороших» – самая высокая аттестация, которой удостоен по результатам двухгодичного (1840–1842) учебного курса на низшем отделении семинарии один Григорий Благосветлов как ученик специального класса по изучению татарского языка, и в следующем учебном году славу первого ученика по «татарскому классу» разделил с ним Чернышевский. Благосветлов пробыл в семинарии до июля 1844 г. и через год подал прошение об увольнении из духовного ведомства для поступления в Петербургскую медико-хирургическую академию.[288] Таким образом, Чернышевский и Благосветлов два года были соучениками Саблукова по «татарскому классу». Разница в возрасте, по-видимому, мешала их более тесному сближению. С уважением говоря о Чернышевском в письме к Н. А. Некрасову в 1872 г., Благосветлов упомянул, что он «с ним рос и воспитывался».[289] Никакими другими материалами, говорящими об их дружбе или хотя бы приятельстве в семинарские годы, мы не располагаем.
8. Преподаватель Г. С. Саблуков
Из преподавателей семинарии Чернышевский отличал Гордея Семёновича Саблукова (1804–1880). Сын священника, он после окончания Оренбургской семинарии поступил в Московскую духовную академию и со званием кандидата 13 августа 1830 г. «определён на класс гражданской истории и еврейского языка в Саратовскую семинарию». С тех пор он неоднократно исполнял должности профессора философии, назначался в 1838 г. инспектором семинарии.[290] В Саратов Саблуков прибыл в январе 1831 г. и уехал из города в 1849 г., будучи отозванным на преподавательскую должность в Казанскую духовную академию.[291]
В памяти мемуаристов Саблуков остался незаурядной личностью, тружеником науки, человеком чести и долга. К семинарским обязанностям он относился с безукоризненной аккуратностью. Требовательный к себе и безусловный для исполнения, он и к другим подходил с теми же мерками, и не всем приходилась по нраву его строгость. «Саблуков был эгоист, – писал один из современников, – человек самоуверенный; слово его – закон, но очень умный. Он иногда смешил нас своими остротами. „Садись дерево на дерево”, скажет он бывало ученику, который или неудачно ответит, или плохо. Педагогические его приёмы тоже поражали нас. Желая наглядно показать ученикам направление течения р. Волги, Г. С. говорил: „Ходи на Волгу”, и ученик должен ходить по классу с севера на юг так, чтобы представить все главные повороты Волги».[292] Главной страстью Саблукова были научные исследования. Из брошенных мимоходом замечаний Чернышевского и Г. Е. Благосветлова, лучших учеников Саблукова по «татарскому классу», вырисовывается облик предельно собранного, целеустремлённого учёного, беззаветно преданного науке. Выражая Саблукову соболезнование по поводу смерти его жены,[293] Чернышевский писал 27 апреля 1848 г. своему бывшему учителю: «Более, нежели для кого-нибудь, должно быть тяжело остаться одиноким для Вас, при Вашем характере и образе жизни, при Вашем желании отстраниться бы, если бы было можно, от всех этих несносных мелочей житейских, которые теперь всею своею тягостью и докучливостью легли на Вас» (XIV, 147). Характерно признание студента Петербургского университета Г. Е. Благосветлова, сделанное в письме к Саблукову: «Видевши пример в Вас – любезном моём наставнике, дорожу каждою минутою времени».[294]
Благодаря умению сосредоточиться на интересующих его вопросах, Саблуков успевал необычайно много. «Он обладал огромным запасом сведений не по своим только предметам, но и по другим предметам семинарского курса, – отмечал саратовский историк, – имел весьма здоровый взгляд на вещи и отличался тактом простого, всегда ровного отношения ко всем, вследствие чего мнением Гордея Семёновича дорожили не одни ученики, но и все сослуживцы».[295] Не выделяясь красноречием и всякий раз затрудненно подбирая нужные слова для выражения мысли, он пленял слушателей глубокой заинтересованностью темой, способностью преодолевать сухую затверженность исторических схем, стремлением, насколько позволяли семинарские условия, к творческому истолкованию привычных догм. В связи с этим представляет интерес письмо Чернышевского к Саблукову от 25 октября 1846 г., в котором студент делился впечатлениями от лекций профессора всеобщей истории М. С. Куторги. «Более, нежели фактами, – писал здесь Чернышевский, – занимается он самими действователями: и здесь он ревностный защитник всех оскорбляемых и унижаемых, не только какого-нибудь Клеона, но даже и Критиаса. На многие предметы смотрит он со своей точки зрения. Так, например, Фукидид, беспристрастие которого так все превозносят, по его мнению, – человек со слишком глубоким аристократическим убеждением, чтобы не быть ему в высшей степени пристрастным, чтобы не быть жесточайшим врагом партии реформы и демократии» (XIV, 72). Выписанный отрывок – единственный материал, предоставляющий возможность судить о характере и содержании семинарских лекций Саблукова. О «ревностном защитнике всех оскорбляемых и унижаемых», о важности смотреть на предмет «со своей точки зрения» Чернышевский не стал бы сообщать человеку, не разделяющему его симпатий. В словах Чернышевского позволительно видеть отзвук взглядов самого Саблукова, как они были известны Чернышевскому по урокам всеобщей истории в семинарии, – взгляды человека, сочувствующего «партии реформы и демократии».
Историю Саблуков читал в 1842–1844 гг. в 1-м классе низшего отделения, и Чернышевский, ученик параллельного 2-го класса, слушал этот предмет у И. Синайского. Однако тот, будучи одновременно секретарем семинарского правления, часто или опаздывал на урок, или не являлся вовсе, и, «зная это, Николай Гаврилович уходил в первую половину низшего отделения, где читал историю преподаватель Г. С. Саблуков, который, хотя не отличался красноречием и не обладал хорошим даром слова, но историю знал хорошо».[296]
Архивные материалы позволяют сравнить программы прочитанной обоими преподавателями в сентябре – декабре 1842 г. части курса всеобщей истории. Содержанием вступительных лекций Синайского («предварительные понятия») было: «Определение истории и предмет её, свойство по времени; польза, пределы и разделение истории, способы преподавания и объяснение некоторых терминов и названий образов правлений».[297] «Предварительные понятия» у Саблукова: «Понятие об истории. Различие между преданием, летописью и историей. Частная и всеобщая история. Главные виды событий: история политическая,[298] религий, учёности. История как наука. Вспомогательные знания: а) география, б) хронология, анахронизм, эра; в) историческая критика. Состав исторических книг: метод этнографический, хронографический. Части истории. Эпоха, период, периоды всеобщей истории в хронографическом расположении и в этнографическом».[299] Как видим, разница не только в краткости записей у Синайского. Его коллега строил курс глубже, содержательнее, объёмнее. Ученики Саблукова получали данные о преданиях и летописях как исторических источниках, сведения из политической истории, понятие о различных методах исторического исследования. Разумеется, суждения преподавателя не выходили за пределы богословского направления, но обширное ознакомление семинаристов с историей как наукой значительно раздвигало рамки привычных представлений и пробуждало во многих глубокую заинтересованность предметом.
Основным научным увлечением Саблукова был ориентализм. Он самостоятельно изучил арабский, древнееврейский, татарский языки, интересовался персидским. Чернышевский увлёкся этими восточными языками ещё до поступления в семинарию под прямым влиянием Саблукова, что засвидетельствовано А. Н. Пыпиным.[300] В семинарии Чернышевский продолжил изучение языков и культуры восточных народов, занимаясь в «татарском классе» Саблукова. Это общение с преподавателем привело к значительным последствиям для Чернышевского и должно быть рассмотрено детальнее.
