Альфред Лансинг - Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона
Между тем разочарование начинало нарастать. На следующий день Джеймс писал: «Скоро должно произойти что-то решающее, и, что бы это ни было, лучше бы оно наступало постепенно. Идет пятый месяц с тех пор, как наш корабль пошел ко дну. Покидая его, мы верили, что будем на берегу через месяц! Как говорится, человек предполагает…»
Даже буря, пришедшая днем с юга, не подняла настроения измученным людям. Было слишком тяжело переживать все трудности, которые она повлекла за собой, Не приносило облегчения даже то, что, как выразился Уорсли, «мы, возможно, несемся на СЕВЕР с невероятной скоростью — одна миля в час!».
Шквалы ветра, продолжал Уорсли, «обрушивались на наши хрупкие палатки так, словно собирались разорвать их в клочья. Палатки тряслись и угрожающе раскачивались, все вокруг грохотало и дрожало… Материал был настолько тонким, что клубы дыма от наших трубок и сигарет внутри палаток закручивало в настоящие воздушные воронки порывами ветра, бушевавшего снаружи».
Ночью все по одному выходили на дежурство, ровно на час. Возвращаясь, каждый дежурный заползал в палатку и пытался в кромешной темноте по пути к своему спальному мешку отряхнуться от снега. Неудивительно, что возвращение дежурного всякий раз будило всех обитателей палатки. Как можно уснуть, вспоминал Уорсли, когда «снег на лице, чьи-то ноги у твоего живота, вой и грохот ветра снаружи, палатка трясется, и слышен громкий храп Полковника?»
Той ночью, когда буря с неистовыми завываниями толкала их на север, Джеймс хмуро заметил: «Вероятно, остров Паулет уже где-то к югу от нас».
Глава 18
Хуже всего было то, что снова остро встала проблема нехватки еды, особенно жира для готовки. Прошло уже три недели с тех пор, как они в последний раз убили тюленя, и небольшие запасы жира пингвинов Адели почти заканчивались. Корабельные припасы тоже были на исходе, а 16 марта израсходовали последнюю муку. Из нее и собачьего пеммикана сделали лепешки, каждая из которых весила не больше унции, и несколько человек, пытаясь растянуть трапезу, грызли и кусали их в течение целого часа.
Снова вспыхнули старые обиды на Шеклтона за отказ воспользоваться всеми возможными шансами, которые в разное время предоставляла им судьба. Даже Маклин, раньше никогда не критиковавший политику Шеклтона, почувствовал настолько сильное желание высказаться по этому поводу, что разработал специальный шифр, чтобы записать свои мысли в дневник, не опасаясь чужих любопытных глаз.
Вот что он написал с помощью шифра 17 марта: «Думаю, Босс был немного недальновиден, отказавшись запастись едой, когда это было возможно. Рискнуть стоило». Затем, 18-го: «Несколько дней назад Лис предложил Боссу запастись всей возможной едой [из Океанского лагеря] на случай, если придется зимовать во льдах. В ответ на что Босс нагрубил ему: “Некоторым из этих людей голод пойдет на пользу, их проклятый аппетит слишком велик!”»
Шли дни, запасы неумолимо сокращались. Уже закончились чай и кофе. Из-за нехватки жира, с помощью которого растапливали лед, получая воду, люди выпивали в день всего по одной порции очень водянистого порошкового молока. Его подавали на завтрак вместе с пятью унциями тюленьего мяса. Обед был холодным: четверть банки размороженного бульона и один консервированный бисквит. На ужин ели похлебку из мяса тюленя или пингвина.
Многие ощущали жажду почти как физическую боль. Естественная потребность организма в получении необходимой энергии, чтобы согреться, — вызывала хронический непрерывный голод. Погода стремительно ухудшалась, ночью температура часто падала до десяти градусов мороза. Из-за этого потребность людей в калориях увеличивалась, но ели они очень мало. Многим приходилось на несколько часов после еды забираться в спальные мешки, чтобы хоть как-то согреться и унять дрожь до тех пор, пока организм не получит еще немного тепла со следующим приемом пищи.
Появились даже некоторые весьма рискованные шутки на тему каннибализма. «Гринстрит и я, — писал Уорсли, — подшучиваем по поводу Мэрстона. Он самый пухлый человек в лагере, и мы очень заботимся о его состоянии, устраивая настоящие аттракционы щедрости и предлагая ему старые пингвиньи кости, уже полностью обглоданные. Мы умоляем Мэрстона не худеть и даже заходим настолько далеко, что выбираем наиболее лакомые части его тела и ссоримся из-за того, кому достанется самое нежное мясо. В конце концов, мы настолько взбесили его, что теперь каждый раз при виде нас он с показным отвращением разворачивается и уходит в противоположную сторону».
Это была плохая тема для шуток хотя бы потому, что в ней уже появлялся намек на актуальность. Да и сам Уорсли за исключением подобных слабых попыток казаться смешным стал молчаливым и угрюмым.
Когда 22 марта ситуация с продовольствием стала критической, Шеклтон приказал Маклину застрелить на следующий день всех его собак, чтобы команда могла съесть предназначенную им еду. Маклин отреагировал весьма равнодушно: «Должен признаться, я не думаю, что они еще смогут нам пригодиться. Океанский лагерь уже исчез. У нас хватит жира для печи еще на десять дней, а затем останется лишь надеяться, что мы найдем тюленей, иначе нам действительно придется очень тяжело».
Утро 23 марта выдалось холодным, и кое-где надо льдами стелился туман. Шеклтон рано вышел на прогулку. Он подошел к самому краю льдины и, когда туман чуть-чуть рассеялся, заметил вдалеке на юго-западе какой-то черный объект. Несколько минут он пристально вглядывался в него, а затем побежал к палатке, чтобы разбудить Херли. Вдвоем они вернулись к краю льдины и несколько минут пристально всматривались вдаль сквозь клубы тумана.
Да, это была она — земля. Шеклтон помчался к лагерю. С криками «Земля! Я вижу землю!» он бежал от палатки к палатке. Реакция была странной. Некоторые выбрались из палаток, чтобы увидеть все своими глазами, но остальные, замерзшие и уставшие от того, что далекие айсберги то и дело путали с землей, отказались вылезать из спальных мешков, по крайней мере до тех пор, пока не станет точно известно, что перед ними земля.
Но это был не далекий айсберг и не мираж. Судя по данным Британской антарктической лоции, они увидели один из крошечных островков Опасности[29], чья отвесная плоская вершина возвышалась над водой. Они находились ровно в сорока двух милях от этого клочка суши, а в двадцати милях за ним было место, к которому они так стремились, — остров Паулет.
Какое-то время люди стояли и смотрели на землю, пока густой туман не скрыл от них это зрелище. После полудня погода улучшилась, небо прояснилось, и взорам всех открылся прекрасный вид: островки Опасности и дальше за ними черные горы, чьи вершины устремлялись в низкие облака. Уорсли определил, что самой высокой была гора Перси на острове Жуанвиль у самого края Антарктического полуострова.
Этот остров находился в пятидесяти семи милях почти прямо на запад от них, прямо направо по направлению их движения. «Если льды разойдутся, мы сможем там быть уже через день», — писал Херли.
Но никто не верил, что они разойдутся. Скорее, наоборот. Вокруг было около семидесяти айсбергов, многие из которых застряли на мели, и, казалось, что из-за них льды не могут ни раскрыться, ни двинуться на север. Если спустить шлюпки, то, скорее всего, они разобьются в считаные минуты. Более того, нельзя было думать и о том, чтобы проехать по льдам. Сейчас паковый лед представлял собой плотную массу разбитых кусков и был еще коварнее, чем три месяца назад, когда они за пять дней прошли всего девять миль — невероятно трудный и опасный путь из Океанского лагеря. Поэтому земля в поле зрения оставалась лишь еще одним напоминанием об их беспомощности.
Гринстрит отреагировал в свойственной ему циничной манере: «Приятно думать, что в мире есть что-то еще, кроме снега и льда; но я не вижу никаких причин для восторга, потому что это не приближает нас к спасению. Я бы больше обрадовался стаду тюленей, поскольку это значило бы, что у нас появится еда и топливо».
Но, как бы обидно им ни было, большинство членов команды радовались, видя землю, хотя бы потому, что, как сказал Джеймс, «прошло уже почти шестнадцать месяцев —??! — с тех пор, как мы последний раз видели черные скалы». Больше всех радовался Маклин, поскольку Шеклтон, по всей видимости, забыл о своем решении убить его собак.
«Пожалуйста, Господи, — писал Шеклтон тем вечером, — дай нам поскорее оказаться на берегу». Но льдина неумолимо дрейфовала в другую сторону — их продолжало уносить к самому краю Антарктического полуострова. Сейчас высадиться на землю было невозможно. Они почти миновали сушу, на которой могли оказаться.
Теперь между ними, открытым морем и мысом Горн бурлил ужасный пролив Дрейка — самая беспокойная часть океана на земном шаре.
