Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII
День был сегодня жаркий, и я устал очень; старость–то начинает сказываться.
27 июня/9 июля 1898 года. Суббота.
Выслушивал рассказы священников о своих Церквах.
Часу в четвертом был командир крейсера «Россия» Александр Михайлович Доможиров и просидел более часа; земляк и милый человек; впрочем, не потому милый, что земляк, а что отличный служака — с идеальными стремлениями.
Гостит ныне у нас иеромонах с «России» о. Авраамий, завтра имеющий сослужить нам.
28 июня/10 июля 1898. Воскресенье.
Литургия началась сегодня не в девять, как обыкновенно, а в десять часов, чтобы дать возможность Великому князю Кириллу Владимировичу побыть на ней, так как у него с десяти до одиннадцати назначен был прием министров и Государственного совета. Чтобы не заставить его стоять, когда все по–японски сидят во время проповеди, обыкновенно произносимой вместо причастия, я сказал сегодня проповедь сейчас вслед за Евангелием. Великий князь вместе с Принцем Кан–ин и своей маленькой свитой, одетый в белый китель, прибыл во время ектении пред «Верую». Стоял не на коврике, приготовленном для него, а около, — должно быть, потому, что не было другого коврика для Принца Кан–ин, а сего не было, потому что не предупредили меня о том, что он будет вместе с князем, или же по скромности, касаясь только носком сапога коврика. Последний постлан был у правого клироса; певчие правого хора отступили для этого вправо. В Церкви язычников никого не было, при воротах стояли старосты вместе с полицейскими и не пускали; но Церковь была полна, так как, кроме тоокейских прихожан, собравшихся в большем, против обычного, количестве, стояли еще собравшиеся на Собор служащие Церкви и депутаты. Служащих Литургию со мной было восемь священников. Великий князь явил себя добрым христианином, — преклонялся на выносе и последнем явлении Святых даров. Диакон Стефан Кугимия вынес ему просфору. Крест я дал ему поцеловать прежде всех священнослужителей, иначе долго было бы ждать ему; после креста он тотчас же уехал. Литургия — до отпуска, кончилась в четверть первого часа.
За завтраком я узнал, что сегодня (память Святого Сергия и Германа Валаамских) именинник о. архимандрит Сергий.
С половины третьего часа выслушиванье рассказов священников о своих приходах.
С шести — всенощная, служили со мной тоже восемь иереев (о. архимандрит Сергий в том числе), — почти все завтрашние именинники, — Очень уж жарко было в Церкви.
29 июня/11 июля 1898. Понедельник.
Праздник Святых Апостолов Петра и Павла.
До Литургии исповедание священников.
После Литургии молебен Святым Первоверховным Апостолам Петру и Павлу. Совершали богослужение со мною восемь иереев с о. архимандритом Сергием в том числе. Несколько греков и русских было в Церкви. Пришедшими же на Собор и здешними христианами, с учащимися в том числе, Церковь была почти полна. Проповедь говорил о. Симеон Юкава.
Часу в пятом посетили трое офицеров с «России» и просидели минут двадцать.
30 июня/12 июля 1898. Вторник.
Утром выслушивал священников и депутатов о состоянии Церквей. Моисея Кавамура отправил с фотографическими видами Миссии и училищ, прежде поднесенными Великому князю, на судно, доставить их. — В четверть двенадцатого отправились мы втроем (о. архимандрит Сергий и о. Андроник) в Дворец, в Сиба, на обед к Великому князю, согласно вчера полученному приглашению. За обедом была вся русская колония. Великий князь очень хвалил наше богослужение в Соборе — «захватывающее», как выразился он. После обеда Принц Кан–ин, с которым пришлось мне говорить, тоже хвалил Собор и пение.
Вернувшись домой, перечитал письма к Собору и разные предложения; последние очень пустые.
1/13 июля 1898. Среда.
Первый день заседания Собора.
Утром о. Петр Кано принес прошение о выводе его из Одавара.
— Это почему? Ведь уж решено и утверждено, что по желанию значительного большинства христиан вы там остаетесь.
— Все священники меня побуждают к этому.
— Какое дело им до этого?
— Одаварские возмутители церковного мира подали им жалобу на решение оставить меня в Одавара, и священники вчера в Семинарии произвели заседание и совещание, следствием которого и есть мое прошение.
Это меня немало возмутило, и я потом, собравши священников в Крестовой Церкви, строго–настрого запретил им судить своего епископа, вопреки всяким церковным правилам, и мирволить возмутителям, чем они — каждый — роют под собою яму для себя же самого и прочее, и прочее.
На Соборе я объявил прибавку содержания катихизаторам в две ены: денкёосейто отныне будут получать десять ен, фуку денкёося двенадцать ен, денкёося четырнадцать ен. Это — как по жалости к их бедному положению, потому что христиан никакими увещаниями не побудишь помогать им, так и для того, чтобы раскрыть шире дверь в Катихизаторскую школу. Никто не идет в школу, вероятно и потому, что слишком бедно содержание служащих Церкви.
Петр Сибаяма, согласно просьбе христиан Нагоя, определен священником к ним. Видно, однако, что не совсем достойный это человек, по своему характеру; соседние Церкви все переспросили: «Это для Нагоя только?» И по уверении в этом не продолжали возражений.
Церковь Нагоя прислала мне благодарственное письмо за помощь к уплате их долга: по шестнадцать ен ежемесячно на уплату процентов в продолжении восемнадцати месяцев, начиная с восьмого месяца сего года. Нужно не забыть это, чтобы не пойти дальше. И без того очень уж я им расщедрился; и поймали–то они меня на слове: думал я — не больше года платить им проценты, а они — на полтора растянули (да еще и на три хотели). Обещают, по выплате долга, «ообун» взять и содержание своего священника на себя; а теперь и его должна содержать Миссия, по две ены давая в месяц.
2/14 июля 1898. Четверг.
Второй день заседаний Собора.
До полдня читали остальные прошения о катихизаторах и выслушивали речи по сему предмету. Емильян Хигуци хотел сказать речь о необходимости увеличить содержание священников, — «некоторые из них получают–де меньше катихизаторов»; но когда показано было ему росписание содержания, по которому убедился он, что в заблуждении, да сказано было, — «говорить можешь, но на ветер будет, ибо у Миссии нет для того средств», то он отказался от речи. Должно быть, следующим действием предполагал хлопотать об увеличении жалованья кандидатам, но для того подавно нет денег; получают они высший в Миссии оклад — по тридцать ен.
