Марк Дэпин - Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале
Я бросил пить.
Мне удалось встретиться со своим университетским руководителем Венди Бейкон в кафе на Парк-стрит. На это у меня ушло несколько недель – Венди была самым занятым человеком из всех, кого я знал, – но мне было необходимо обсудить дипломную работу.
Мы едва начали обсуждать мою тему – «Британский холокост глазами Дэвида Ирвинга», – как вдруг неф, сидевший за соседний столиком, закричал:
– Еврей! Еврей! Проклятый жид!
Я попросил Венди перейти в соседний ресторан.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала она, как будто в произошедшем была часть ее вины.
Я не думал о случившемся, пока не попрощался с Венди. Потом я спросил сам себя, почему не ударил его? Каждый день я бью людей – ну или хотя бы пытаюсь бить. А его я бить не стал, потому что он был чокнутый с сумасшедшим голосом и полоумными глазами. Но эта версия не могла полностью удовлетворить меня. Я не ударил его еще и потому, что мне было важно поговорить с Венди. Тоже неправильно. Я не ударил его потому, что он был негром. Чушь.
Я не стал бить его потому, что он был негром, сумасшедшим и меня больше интересовал разговор с Венди. Возможно, но я все еще не был уверен. Почему же я не избил идиота? Почему не сломал о его голову стул? Почему не вылил на него кастрюлю кипящей воды? Или, что выглядело вы еще более эффектно, почему я не вышел на улицу, не дошел до ближайшего спортивного магазина, не взял там бейсбольную биту и не разукрасил придурка с ее помощью? Может быть, потому что на разработку этого плана у меня ушло больше часа.
Я часто представлял, как проигрываю свой профессиональный бой. Частью сценария было картинное падение на мат с лицом, обращенным вверх, в направлении ноздрей рефери, растопырившего перед моими глазами две сотни пальцев. Я заслужил это унижение. Но со временем, совершенно неожиданно, я становился все более и более уверен в себе. Начав тренироваться серьезно, я пробегал стометровку за двадцать две секунды и восстанавливал дыхание за пару минут. Я не мог выдержать больше трех минут против подушек и, словно марионетка на шнурках, повисал на тросах. Я не мог драться, чтобы защитить свою жизнь, что было досадно, потому что бокс – это именно драка за собственную жизнь. Спустя полтора года я пробегал сто метров за четырнадцать секунд и восстанавливался немедленно. Мог боксировать десять раундов вместо завтрака. Я весил всего семьдесят пять килограммов и чувствовал, что во мне что-то переменилось.
Однажды утром я занимался в церковном зале и неожиданно почувствовал, как кто-то ударил меня. Это был Кон. Мы стали ходить по кругу. Я ударил – он ударил. Я перехватил его руку и нанес контратакующий удар. Это последнее движение было в моем репертуаре нововведением, которое я применял вместо того, чтобы молча сносить удары. Потом, вместо того чтобы отойти назад, когда Кон двинулся на меня, я остался на месте, легко отклонился в сторону и еще раз ударил его. Мы работали на коротком расстоянии, нанося удары и блокируя их, как будто отрабатывали последовательность, но действовали произвольно.
Над моей головой пел хор ангелов, сквозь цветные витражи на нас лился мистический яркий свет, земля трепетала. Господь дозволял мне боксировать в своем храме. Теперь-то я все понял. Мои ноги двигались с чрезвычайным проворством. Когда мы сблизились, я вспомнил, чему меня научила борьба – не напрягать все тело, пытаясь повалить Кона на землю. Я оставался спокойным и уравновешенным, прикрывался, когда получал удар, и отвечал на него парой собственных комбинаций. Это было просто потрясающе.
Несколько дней спустя я побывал в спортивном зале Маккола в Глебе. Я разогрелся боем с тенью. Казалось, что разминка для ног выглядела так же неуклюже и беспомощно, как и всегда, но мои удары определенно стали быстрее и сильнее. Я услышал, что один из более опытных боксеров говорил обо мне: «Он уже провел пару поединков». Возможно, я вырвал фразу из контекста. Или он полагал, что коль скоро я занимаюсь в боксерском зале, то непременно должен быть боксером, но мне хотелось надеяться, что это моя техника позволила перехитрить его и заставить думать, что я мог драться. Чем черт не шутит, вдруг у меня получится перехитрить и соперника? Или я уже действительно мог драться?
Нет, не мог. Я отправился на Эвелей-стрит в зал Тони Мандина, где провел пару поединков с новичками. Год назад мне это удавалось несколько лучше, но теперь, если бы случилась полицейская облава, меня арестовали бы за то, что я прикидывался боксером. Тренировки с Коном сделали меня чемпионом мира по дракам с Коном – и все. Как только мой соперник начинал делать что-то, чего Кон не умел, например стоять на месте и раздавать тычки направо и налево, я немедленно терялся. За один день меня нокаутировали трижды.
Мне всегда казалось, что бокс очень похож на кинофильм, только снятый на очень качественной пленке. Мой великий бой был уже назначен. Я еще не знал об этом, но мне следовало бы поинтересоваться.
За шесть месяцев до этого Раф отвел меня в кафе на Кингз-кросс и сказал:
– Дружище, тебе никогда не стать боксером.
Но организовать профессиональный поединок было не так уж и трудно, даже если ты не профессионал. Всегда найдется желающий начать собственную карьеру с поединка против парня, не умеющего даже правильно стоять на ринге. Бывшие футболисты, вышибалы и уголовники с радостью принимают участие в загородных ночных поединках. Все они просто крепкие, крутые ребята без хорошей техники. На ринге они встречаются с боксером, который использует их вместо груши. Некоторым тренерам удается организовать до десятка таких поединков, и их воспитанники быстро приобретают послужной список, который произведет впечатление на посетителей любого паба. В частном разговоре таких соперников называют «клоунами» и «паралитиками».
Тренер не может подтасовать для своего воспитанника статистику побед нокаутом в первом раунде, поэтому такие незадачливые боксеры, как я, в определенном смысле представляют ценность. Им позволяется какое-то время подержать дистанцию, протянуть поединок, чтобы клиент получил то, за что заплатил деньги. То же самое должно было случиться и со мной. Только я собирался побеждать. Тренер пообещал найти мне самого малоопытного «паралитика», которого только можно было заполучить в наших местах.
После того как была согласована дата, тренер пообещал «приглядывать за мной». Предстоящий бой виделся ему как своеобразная пантомима, что-то вроде реслинга: неопасные сокрушительные удары в челюсть, замирающие в нескольких сантиметрах от лица, агония после едва нанесенных ударов. Мой соперник знал, что не получит денег, если причинит мне вред.
