Вадим Медведев - В команде Горбачева: взгляд изнутри
Двойное курирование идеологической сферы Лигачевым и Яковлевым не уравновешивало обстановку, а, наоборот, обостряло ее — и из-за противоположных позиций. Но в немалой степени в силу личных качеств — самолюбия, крутого характера обоих, несклонности, а может, и неспособности к компромиссам. Любое действие одного вызывало противодействие другого.
Это пагубно отражалось на обстановке в сфере печати, культуры и науки. Основные газеты и журналы разделились на два лагеря, глубокая борозда пролегла и в мире литературы и искусства, развились отношения групповщины, нечистоплотные люди стали бессовестно пользоваться такой ситуацией, лавировать между большими приемными, ловить рыбу в мутной воде.
Яковлев хорошо видел и понимал ненормальность такой обстановки, двусмысленность своего положения и неоднократно говорил мне об этом, обдумывая возможные выходы — то ли разделить сферу идеологии, то ли перейти на другой участок, в частности, международный. С Лигачевым у меня таких доверительных обсуждений не было, да и быть не могло.
Я разделял основные позиции Яковлева и поддерживал его линию на гласность, преодоление догматизма, снятие запретов, создание обстановки демократизации и творчества в сфере идеологии и культуры. Вместе с тем мне представлялось, что надо более активно противодействовать (демократическими же методами) разнузданности, беспредельному негативизму, возбуждению низменных чувств и страстей, отстаивать прогрессивные, социалистические идеалы. Нужно считаться с реальностями, с состоянием общественного сознания, невозможностью его коренной переделки в один миг. Не усугублять противоречия и конфликты, не становиться в позицию поддержки тех или иных крайностей, а терпеливо работать над их преодолением.
По-моему, такую же политику вел и Горбачев, полагая, что из сопоставления, взаимодействия различных подходов сложится взвешенная, реалистическая линия. Я много раз советовал Яковлеву постараться наладить с Лигачевым диалог и взаимодействие. Но из этого ничего не получалось. Горбачеву все чаще приходилось разнимать их схватки, брать на себя идеологические вопросы. И он решил выдвинуть нового человека.
Собственно, новичком в идеологии я не был, приобретя немалый опыт в этой сфере в Ленинграде, в Отделе пропаганды ЦК КПСС, Академии общественных наук и в Отделе науки и учебных заведений. Сказалась практика международной деятельности в Отделе ЦК. Я не рвался к высоким титулам, зная, что меня ожидают в бушующем идеологическом океане отнюдь не лавры и почести, а тяжкая доля. Но сказать «нет» Горбачеву я не мог. Не сделал этого, не раскаиваюсь и сейчас, хотя понимаю, что моя дальнейшая судьба могла сложиться более благополучно.
Свое «кредо», видение современных проблем перестройки, международных отношений мне удалось изложить буквально в первые дни новой деятельности в докладе о формировании современной концепции социализма на конференции "Актуальные проблемы развития современного социализма". Даже в сокращенном газетном варианте он вызвал живой отклик и в основном положительные и даже лестные дня меня комплименты в мировой прессе. Он был вскоре опубликован в виде беседы под названием "К познанию социализма" в журнале «Коммунист» (номер 17 за 1988 г.).
Что касается первых практических шагов, предпринятых по моей инициативе, то ими явились: отмена постановления ЦК КПСС 1946 года "О журналах: «Звезда» и «Ленинград», еще один заход на возвращение в общее пользование из спецхранов запретных книг и журналов, ликвидация при поддержке Рыжкова ограничений по подписке на периодическую печать.
Этими шагами достаточно ясно было продемонстрировано намерение нового идеологического руководства продолжать и углублять линию на демократизацию и гласность, не допускать какого-либо намека на возврат к методам идеологического диктата. Вместе с тем я понимал, что предстоит демократическими методами усиливать противодействие нездоровым тенденциям в идеологии, культуре, средствах массовой информации, выравнивать "идеологический корабль", избавлять его от экстремизма, качки до тошноты, переводить шаг за шагом управление культурой, наукой, прессой на легитимные основы.
В дальнейшем на протяжении почти двух лет своей деятельности на этом поприще я окунулся в такой бушующий океан страстей и событий, который потребовал от меня огромного напряжения сил — и духовных, и физических. Но об этом следует рассказать специально. Что и будет в дальнейшем сделано.
Как члену Политбюро и как человеку, входившему в ближайшее окружение Горбачева, мне приходилось заниматься и общеполитическими проблемами. В это время как раз развертывалась перестройка советских органов власти и управления. В конце сентября на Политбюро были обсуждены предложения об изменениях и дополнениях Конституции, а также по выборам народных депутатов СССР. После рассмотрения в Верховном Совете СССР они были опубликованы для всенародного обсуждения, которое оказалось беспрецедентным по масштабам, заинтересованности и остроте.
В центре дискуссии были те же вопросы, что и на конференции: о двухступенчатости Советов, о представительстве общественных организаций, о совмещении государственных и партийных постов, о соотношении представительных, исполнительных и судебных органов и т. д. Выдвинутые в законопроектах положения стали объектом критики как справа, так и слева. Высказывали ее и многие представители партийно-государственной элиты, почувствовав угрозу для своего положения. К этому присоединялось и недоумение беспристрастных людей некоторыми аспектами предлагаемой реформы.
Вариант перестройки политической системы послужил уязвимым объектом для критики и со стороны новых демократов, которые подняли страшный шум по поводу того, что демократия урезается, сохраняется в слегка обновленном виде всевластие прежних сил «аппарата», "номенклатуры". 12 ноября состоялось выступление Ельцина в Высшей комсомольской школе, положившее начало его возвращению в политику после некоторой паузы. Я думаю, осенью 1988 года оппозиционные течения набрали немало очков на критике поправок к Конституции и новой избирательной системы. А пропаганда их была недостаточно энергичной, по сути дела оборонительной по разным причинам, в том числе и из-за внутреннего ощущения неадекватности, искусственности некоторых мер.
Особенно осложнилась обстановка в Прибалтике. В народных фронтах, возникших весной и летом как национально-демократические движения, резко активизировались радикально настроенные сепаратистские силы. Они, казалось, только и ждали повода для развертывания массовых организованных действий против центра. Прошло два-три дня после публикации документов, не появилось еще никаких комментариев, а уже посыпались резолюции, заявления, протесты, начался сбор подписей, отвергающих поправки к Конституции и новый избирательный закон. Основной мотив — сохранение и даже ужесточение централистских, союзных начал, отсутствие шагов по расширению прав республик и даже их ограничение.
