Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Азарт (пер. В.Шибаев)
– Восемнадцать, – ответил Тадеуш, записывая.
Я оторвалась от чайника в кухне, потому что была моя очередь. Выпала никуда не годная смесь. Я отложила в сторону шестерку и решила бросать на что попало. Две четверки, две двойки – на фиг. Еще раз. Две шестерки…
– Запиши тройку. В норме, без оград.
Тадеуш выбросил две единицы, записал их себе и недовольным взглядом посмотрел на пенопластовое корыто. Когда настала очередь Баськи, она покатала кости в руках, заглянула к ним одним глазом и грозно сказала:
– Ну?!
После чего бросила.
Вышли у нее три двойки, которые она и велела записать.
– Ну вот, пожалуйста, понимают ведь, если им сказать, – с удовлетворением добавила она.
– В этом что-то есть, – признала я, потряхивая костями. – Я тоже скажу. Эй вы, там, того…
Слова эти костям не понравились, две двойки мне были нужны как пятое колесо. Я отложила в сторону шестерку и собрала остальные кости.
– Уже лежат в развалинах арабов города, – внушительно сообщила я.
– Ты с ума сошла? – изумилась Ева.
– Откуда я знаю, может, они поэзию любят?…
– Думаю, не очень, – возразил Павел, потому что у меня пришла дополнительно только одна шестерка, от которой мне тоже не было никакого проку.
Я бросила в третий раз.
– Три шестерки. Тройка у меня уже есть? Ну, нечего делать, считайте ограды.
– Первая, – начали они хором. – Вторая…
Я не собиралась излишне рисковать и, как только выпала еще одна шестерка, остановилась.
– Пусть будут шестерки, – распорядилась я, вылетая на кухню за чаем для Евы. – На одну больше. Две ограды я истратила. И бросай.
Тадеуш с легкими колебаниями положил ручку на пенопласт и бросил. Вышли у него две четверки, две единицы и двойка, что я еще успела заметить, так как он некоторое время над ними медитировал.
– Единицы у меня есть. Две пары?… Нет, маловаты. Ладно, что поделать, буду бросать.
К двум четверкам у него после первого же броска добавилась третья, и верхние четверки перестали быть для него проблемой, при этом он сохранил одну ограду. Я поставила стакан с чаем под локоть Еве, которая сразу же отпила из него.
Павел начал потряхивать кости.
– Так вы говорите, надо что-то говорить? Ну так я им такое скажу, у них глаза на лоб полезут. Могу даже в прозе. Я вам покажу, если вы мне это… Я хотел сказать, если вы мне не это…
Кости, видимо, перепугались, потому что Ева, которая как раз собиралась снова хлебнуть из стакана, вылила на себя почти весь чай. У Павла разом вышли четыре шестерки.
– Ну вот, я же говорила, что он выбросит карету! – с ужасом воскликнула Баська.
– В другой раз не говори таких вещей, накаркаешь, – попросил Тадеуш.
– Черт, – сказала Ева.
– Карета с первого броска, – с удовлетворением отметил Павел. – Вдвойне, это будет семьдесят два, если я правильно считаю.
– Негодяй, – высказалась Баська.
– Я не жадная, и чая мне для тебя не жалко, – сказала я Еве. – Я тебе еще налью, только уж если вы хотите его выливать, то, может, лучше сразу за окно, зачем в квартире-то пачкать. Там сыро, моросит, так что еще немного жидкости большой разницы не составит. Нет, подожди, в ванную пойдешь позже, а сейчас бросай, твоя очередь.
Стряхивая с себя струи напитка, Ева бросила. Две тройки, двойка, четверка и шестерка. Она оставила тройки. За следующие два броска ей не пришло больше ни одной. Мы начали считать ограды. Одной ей хватило – третья тройка, она велела эти три тройки записать и понеслась в ванную. Кости схватила Баська.
– Лучше бы из этого были две пары, – гневно фыркнула она при виде двух шестерок и одной пятерки. – Ладно, ничего не поделаешь, бросаю. Третья шестерка… Нет, мне этого мало. Еще раз! Считайте ограды.
– Первая… вторая… третья… Все!
Четвертая шестерка ее удовлетворила, она записала ее наверх, так как из двух зол лучше было потерять каре, чем оставить «гору» в минусе.
Павел записал каре вниз как каре, потому что благодаря броску с руки оно считалось у него втройне, а к верху это не относится. Баська же наверху как раз вышла на ноль, компенсировав все свои минусы.
Я бросила, с горечью и упреком посмотрела на две четверки и приступила к дальнейшим броскам. Два броска – ничего. Ограды! Использовав одну, я получила три четверки. Записала их наверх.
Тадеуш переложил ручку в левую руку и бросил. Две четверки, шестерка…
– Четверки у меня уже есть. Ладно, будь что будет…
Он начал бросать к этой одной шестерке, и сразу же вышли две пары, шестерки и пятерки, один забор сохранился. Кости взял Павел.
– Забыл, что я им говорил, а так здорово подействовало…
– И так неплохо, – успокоила его я, – две пары, восемь и восемь – шестнадцать. Хочешь такие?
– Хочу. Запиши. И две ограды.
– Зачем тебе столько оград? – скривилась Баська.
– На черный день. Кто теперь?
– Ева. Она там сохнет или устроила постирушку?
– Иду, иду, – сказала Ева, выходя из ванной в моем халате. – Ты не возражаешь, что я надела твой халат? У меня все мокрое.
– Могу тебе также одолжить блузку и кофту. И даже какую-нибудь юбку. Но это потом, сейчас иди бросай.
Ева бросила. Две шестерки и помойка. Она уже сделала движение, чтобы бросать дальше, и остановилась.
– Нет, ничего не выйдет. Запишите шанс. Сколько там?… Двадцать одно. Очень хорошо.
– Кому как, – заметила Баська и пробормотала что-то себе в ладошку. Бросила. – Три единицы? С ума от этого можно сойти. И оград у меня нет?
– Есть три, – ответил Тадеуш.
– Ладно, буду бросать. Все равно, будь что будет.
Две четверки, пять, шесть и один. Ирония судьбы, четверки у нее уже были записаны. Она отложила в сторону пятерку и шестерку, бросила еще раз, получились две пары.
– Записать! В норме.
Я получила две пары и пошла в кухню за очередным чаем для Евы. Тадеуш выбросил две пятерки, две тройки и единицу. Две пары у него уже были, записал себе минус три. Павел бросил осторожно: две двойки, тройка, четверка и шестерка.
– Так и тянет на большой стрит. Но не буду. А может?…
Он вдруг схватил одну двойку, потряс и вытряс недостающую для большого стрита пятерку.
– Записать! И одну ограду!
– Вот уж действительно судьба слепа, всю дорогу ходит не туда, куда нужно, – провозгласила в пространство Баська.
Ева молча бросила, недоверчиво косясь на стакан, который я как раз поставила рядом с ней на стол. Глянула и вскрикнула.
– Вот это да! Раз, два, три, четыре, пять! Я правильно вижу? Малый стрит! И два забора!
– Бедному и ветер в лицо дует, а богатому и черт детей качает, – пробурчала Баська и обратилась к зажатым в руке костям:
