Александр Воронель - Избранные статьи
Гуманитарная культура России была искусственно заморожена на уровне первой половины ХIХ в., по отношению к которому труды Карла Маркса могли казаться глобальным научным достижением. Но, возникшая в те же годы, израильская интеллигенция (очень часто с русскими корнями) вовсе не была изолирована от мира. Тем не менее, она в значительной мере следовала тем же путем, включая марксизм (правда, иногда в своеобразном сочетании с толстовством), и зачастую принимала наивную до примитивности советскую продукцию (и даже заведомую пропаганду) с искренним энтузиазмом.
... Конечно, Солженицын был несправедлив. Даже и с тем минимальным багажом, что у нее остался, советская интеллигенция - худо-бедно - сумела вооружить (и технически, и психологически) свой народ для противостояния гитлеровской агрессии. И израильская элита - до-"Веховская", революционистская, ожидавшая наступления "царства Божия" сразу после военной победы, не имевшая своей собственной философии, основывавшая свои принципы на поверхностно понятых европейских понятиях - сумела вывести Израиль, почти начисто лишенный природных ресурсов и не имевший традиции государственного существования, на заметное место в мире по многим важным показателям.
Может быть и та, и другая интеллигенции, глубоко пережив и осмыслив опыт народных революций тоже растеряли бы свой недозрелый, юношеский оптимизм. Если бы они усвоили поздний западный, скептический взгляд на человеческую природу, отнявший волю к жизни у европейских народов, они не сумели бы вынести те поистине грандиозные нагрузки, которые навалила на них судьба. Ругать их -смертный грех...
Но, чтобы жить дальше, необходимо разорвать неразрешимые порочные круги, которые образовала в нашей жизни их эклектическая идеология. Стремление к абсолютной правоте, чуть ли не к праведности, заводит наших интеллектуалов в глубокое противоречие с политической реальностью Ближнего Востока. Роковая несовместимость культур остается подводным камнем "мирного процесса" с мусульманским миром, который не растворяется в пылких речах наших писателей и демонстрациях нашей доброй воли. Непризнание этой несовместимости обрекает интеллектуала на поверхностность, которая исключает понимание действительности. Чем выше взлетает его мысль, тем дальше она от реализма.
Вот, что говорит один из ведущих писателей Израиля, профессор Хайфского университета А.Б. Иошуа: "Мы, еврейский народ, в сущности - некий андрогин, в том смысле, что мы, одновременно, нация и религия... Нас в какой-то момент сделали такими, изначально и по существу дефективными... Мы, нечто самопротиворечивое в самом себе, ... дефективный андрогин, никогда не могли создать для себя нормальный дом. ...Именно поэтому андрогин, каким мы все являемся, вызывал и вызывает к себе такую ужасающую ненависть. ...Потому что всегда был и остается вопрос - что же это такое в действительности? Религия ли это? Или нация?"
Может ли такой взгляд составить основу для самоуважения? Может ли простой человек с незасоренными мозгами поверить, что "ужасающая ненависть" к евреям вызвана каким-то отвлеченным вопросом философского характера?
Комплекс затуманенной европейским образованием идентификации приводит и к безграничной политической левизне, и к оправдательной позиции израильской интеллигенции, в которой обнаруживается ее поразительная готовность принести интересы своего народа в жертву интересам (и даже амбициозным фантазиям) чужого.
Обращенность "ко всему миру", столь типичная для интеллектуалов вообще, провоцирует склонность к сенсационным "разоблачениям" своего общества, которые охотно подхватываются враждебной пропагандой. Так, например, профессор Бенни Моррис, в своей книге "1948. История первой арабо-израильской войны", сообщает (впрочем, неубедительно) что часть голосов, необходимых для провозглашения независимости Израиля в ООН в 1947 г., была куплена за взятки международными еврейскими организациями. Профессор сообщил эту сомнительную сплетню, ходившую в кулуарах Британского Министерства Иностранных Дел, спустя 60 лет после образования государства, населенного 6-тью млн.евреев, выдержавшего 6 войн с арабским окружением, поставив тем самым под сомнение законность его существования.
Как физик, я привык к примату реального перед условным: существование государства для меня неизмеримо более весомый факт, чем любые обоснования его легитимности. Может быть это и делает меня близким к простому народу?
Стоит ли гадать о мотивах профессора-гуманитария? Я не сомневаюсь, что проф. Моррис уже получил из-за границы несколько приглашений с лекциями.
Какие бы усилия израильская культурная элита ни предпринимала для своей реабилитации, фундаментальный факт остается неопровержимым: мы (точнее, их собственные отцы и деды) захватили эту землю для того, чтобы на ней жить, подобно всем другим народам. Как бы это ни произошло, у нас нет никаких оснований для комплекса вины. Как сказал Эрнест Ренан о древнем Израиле: "Израиль творил свое дело так, как творятся вообще все человеческие дела: путем насилия и коварства, посреди препятствий, страстей и бесчисленных преступлений." Вряд ли история образования других современных государств выглядит чище, чем история Израиля. Но и быть похожим на всех остальных людей не так уж стыдно, особенно если тебе не оставляют выбора, как это случилось в Европе с еврейским народом.
ЭДВАРД ТЕЛЛЕР И МИРСКАЯ СЛАВА
Однажды после заседания попечительского совета Тель-Авивского Университета ко мне в коридоре подошел пожилой джентльмен и в небрежной американской манере спросил, был ли я в России знаком с профессором Ландау.
Я только что выехал из Советского Союза и сильно запинался при разговоре по-английски. Но все же сумел выразить, что был, конечно, знаком, но не слишком близко, потому что я не теоретик... Тут он меня перебил и азартно закричал: "Ну и как, он до самого конца остался таким же дураком, как и в 30-е годы?!..."
Не уверенный, что я правильно понял этот ошеломляющий вопрос, я смущенно забормотал, что учился физике по его гениальному "Курсу Физики" и не совсем понимаю... Он отмел все мои возражения одним взмахом руки: "Я ведь не о физике говорю. Я говорю, что он был фанатично предан Советской власти и верил всем их идиотским выдумкам..."
Эксцентричный джентльмен, который не догадывался, что в 30-е годы я вряд ли смог бы судить об умственном уровне Ландау, оказался профессором Эдвардом Теллером - великим физиком и отцом американской водородной бомбы. В молодые годы он вместе с Ландау участвовал в Семинаре Нильса Бора в Копенгагене и, оказывается, вступал там в горячие споры с ним по политическим вопросам.
