Юрий Шахбазян - Амбарцумян
— Если в области науки и техники наш народ, — утверждал Виктор, — сумеет выдвинуться в первые ряды человечества, то тем самым он создаст себе непоколебимую и бессмертную национальную независимость.
— Не думаете ли Вы переехать на работу в Ереван? — спрашивали студенты с чувством досады, — ведь надо же работать на благо своей родины! А то большинство выдающихся армянских учёных "рассеяны" по миру и льют воду на чужую мельницу!
— Я люблю свою родину, — сказал, улыбаясь, Виктор, — и надеюсь, что, в конце концов, мне удастся обосноваться в Ереване».
Елабуга«Громоздкий поезд[34], состоявший из 24 товарных вагонов, ибо он вёз ценное лабораторное оборудование и часть редких книг, принадлежавших университету, поезд, приютивший в своих дощатых стенах разнообразное население, отражавшее мозг и разум университета, поезд, направлявшийся под начальством моего сына Виктора Бог знает куда, тронулся с места ровно в 4 часа дня 18 июля 1941 года. Куда? Зачем? Искать счастья или попасть в объятия новых невзгод? — продолжает свои воспоминания Азамасп Асатурович. — Когда государство на колёсах находилось в движении и быстро мчалось в неведомую даль, его жизнь протекала разрозненно, в отдельных теплушках, где состязались между собой серьёзные научные дискуссии, пророчества и прогнозы о возможной длительности войны, о судьбе несчастного населения, обречённого странствовать, где слышались плач и песни детей, ссоры их матерей.
В этом странствии я близко сошёлся с учеником моего сына, весьма способным молодым человеком, Виктором Викторовичем Соболевым. В этом государстве на колёсах мы стали близкими друзьями.
Наш поезд развивал лишь товарную скорость и, кроме того, очень часто совершал длительные остановки. Ввиду этого мы лишь на третий день прибыли в Москву. Город бомбардировался множеством вражеских самолётов, которые преследовали наши истребители, а с земли стреляли из зенитных орудий. Пламя от взрывавшихся бомб и орудийных выстрелов образовывало ужасающий фейерверк, и казалось, что весь город окаймляется красным огнём.
Поезд наш стоял на одном из запасных путей вокзала, и рядом с нашим поездом стояли другие. И вдруг о, ужас! — упавшая бомба взорвалась недалеко от нас и разорвала в щепки вагон соседнего поезда. Ужас и паника овладели нами. Тут раздалась команда моего сына, повелителя остановившегося государства на колёсах:
— Товарищи! Немедленно покиньте вагоны и войдите в ближайший дом!
Всё наше население вмиг покинуло теплушки, ворвалось в подъезд и заняло все лестницы и тёмное помещение под лестницей. Только наш начальник, Виктор Амазаспович и его помощник, М. А. Ковалёв, решились провести ночь в поезде при несмолкающей бомбардировке.
Утром следующего дня, ещё на рассвете, после тяжёлых испытаний, мы в своих теплушках тронулись дальше. Наконец, на седьмой или восьмой день мы прибыли в Казань. Здесь нас разместили в здании Казанского Университета. Кроме филиала Ленинградского Университета, здесь же расположилась часть эвакуированной из Москвы Академии наук СССР. В огромном, просторном зале Университета рядами были расставлены сотни коек для сотен профессоров, академиков, научных работников и их семей, которые по капризу судьбы оказались в положении кочующих племён.
При входе в этот зал перед глазами возникало зрелище, напоминающее грандиозный муравейник, в котором копошились сотни людей. Одни лежали на своих койках, другие группами толпились у окон и дверей, обсуждая план предстоящих передвижений в неведомую даль. Некоторые люди, открыв возможную в этих условиях трапезу, обедали и ужинали, в глубине несколько пылких молодых людей занимались поэзией, декламируя любимых поэтов. "Философы", равнодушные к капризам судьбы, играли в шахматы и карты. Несколько подальше суетилась наивысшая проза жизни, где заботливые матери пеленали своих грудных детей, наказывали больших детей и читали им наставления.
В Казани мы пробыли дней десять. По истечении этого времени мой сын объявил приказ о переезде в город Елабугу. Весь филиал был размещён на пароходе, и мы отправились в путь по волнам гостеприимной Волги. А потом через Камское устье направились по Каме и приплыли в город Елабугу, находящийся в пределах Татарской АССР.
В первый период нашей жизни в Елабуге мы все находились в условиях хозяйственного обострения. Снабжение, поступавшее извне, оказалось слишком скудным и недостаточным. Сын мой, Виктор Амазаспович, усиленно хлопотал о снабжении филиала в централизованном порядке. С этой целью велась переписка с Москвой, с министерством снабжения Тат. АССР, по этому делу он даже ездил в Казань. Но эффект был гомеопатическим. Скудность снабжения отрицательно отражалась на научной работе, сотрудники отвлекались постоянными поисками средств существования. В сравнительно завидном положении находился я, ибо по договору об издании "Одиссеи" Госиздат Армении частями переводил мне в Елабугу гонорар. Но, несмотря на сравнительно лучшую обеспеченность, нам угрожала голодная перспектива. Имея в семье четырёх маленьких ребят, мы не могли не ужасаться этой перспективы. Виктор и Гоарик, занятые работой, не могли заботиться об этом. И хлопоты по обеспечению семьи легли на меня. Я стал ходить по деревням, чтобы в обмен на тряпки достать масла, мяса, крупы и т. д. Случалось, что я, нагруженный продуктами, возвращался пешком, проходя 17–20 километров. И что только ни было в это время испытано мною, сколько мыслей прошло через моё печальное сознание!
Помимо странствований по деревням, в воскресные дни я выносил на рынок своё барахло на продажу и в обмен на продукты. Непосредственно или косвенно этим занимались все сотрудники филиала. Торговали все — одни скрытно, другие явно. Я находился в числе последних. И по этому поводу у нас дома происходили большие разговоры, переходившие иногда в скандал. Сын мой Виктор был против этого и категорически запрещал выходить на рынок с целью торговли. Несмотря на эти неприятности, я, ради обеспечения детей, продолжал выносить вещи на рынок».
Этим мы завершаем краткое изложение фрагментов «Воспоминаний» Амазаспа Асатуровича Амбарцумяна и в заключение приводим два его стихотворения.
* * *
Скажи мне, Творец, о, Зиждитель миров,
Зачем ты связал меж собою
Материю, вечный источник грехов,
С высокой и светлой душою?
Материя — гибель, безумье и тлен,
Душа же прекрасна и вечна.
Материя — лживый, мучительный плен,
Душа — это гений предвечный.
* * *
Настанет час, и смерть с собою
Возьмёт меня в свой вечный дом.
Мой прах покроется землёю —
Могильным маленьким холмом.
Но к храму вечного молчанья
Тогда придите вы, друзья,
Но не для скорбного рыданья,
Что смерти — слёзы бытия?
Не надо жалобы напрасной,
Молитв не надо надо мной…
Скажите только: так же ль ясно
Сияет солнце над землёй,
И в торжестве своём согласно
Мерцают звёзды в час ночной?..
Сквозь дверь закрытую шепните,
Нашла ли жизнь свой верный путь?
Желанной вестью оживите
Мою умолкнувшую грудь,
Что человек своё призванье
Нашёл на высях мирозданья…
Придите, верные друзья,
Под сводами моей могилы
Внимать вам жадно буду я —
И вспыхнут дремлющие силы
В угасшем сердце у меня…
Когда ж услышу весть спасенья,
Что жизнь, принявши очищенье,
Духовно чистая цветёт,
Что мир свой прежний путь оставил,
Что он теперь уже не тот,
И бег стремительный направил
Он к лучезарной высоте
И к истине и к красоте —
Тогда с неодолимой силой
Я цепи смерти разобью,
Разрушу дверь моей могилы,
Чтоб видеть новую зарю,
Чтоб в этом мире вновь явиться
С душою жадной и живой,
И в новой жизни насладиться
Любовью, солнцем и весной…
Глава четвёртая ДЕТСТВО В ТИФЛИСЕ И ОБУЧЕНИЕ В ЛЕНИНГРАДЕ