Игорь Можейко - Аун Сан
Для меня этот план казался великолепным, но большинство моих товарищем с ним не согласились ввиду того, что наше мелкобуржуазное происхождение заставляло кое-кого из нас долго колебаться, прежде чем пойти на решительные действия, несмотря на то, что в мыслях и на словах мы были очень смелыми. Кроме того, пугала долгая и трудная работа по воспитанию масс. Нам не хватало веры в созидательные силы масс, хотя, разумеется, в то время мы этого не сознавали… Так что мы решили, что кто-нибудь из нас отправится за границу. А так как и оставался единственным из руководителей партии на свободе, меня и выбрали для этой миссии… Мои товарищи полагали, что в случае вторжения японцев в Бирму начнутся бои между ними и англичанами на границе и тогда у нас появятся шансы начать успешное восстание и добиться независимости… И хотя я не был полностью убежден в правильности таких предположений, в то время я допускал мысль, что мои товарищи могут быть правы. Сейчас, конечно, очень легко поднять на смех подобные расчеты, после того, чему нас научили последние годы. Но в то время не только мы, но и англичане и, возможно, люди в других странах мира недооценивали японцев и переоценивали силы англичан.
Но главное, как я уже сказал, — наше мелкобуржуазное происхождение подсознательно влияло на ход наших рассуждений. Нам хотелось действовать наверняка, мы не хотели идти на риск. Так и случилось, что мы приветствовали японское вторжение в Бирму, но случилось это не в силу наших профашистских наклонностей, а ввиду наивных ошибок и мелкобуржуазной опасливости».
Как ясно из этих слов, Аун Сан не намерен выгораживать себя.
Ряд причин — о них уже говорилось здесь — привел к тому, что антифашист и патриот Аун Сан, борясь за независимость своей страны, желая установить в ней справедливую республику трудящихся, борец за самые светлые идеалы человечества, оказался в лагере врагов людей, в лагере фашистов. Это была тяжелая ошибка, ошибка, стоившая жизни многим из борцов за свободу Бирмы, ошибка, которую так и не удалось полностью исправить, ошибка, проложившая глубокую, неизгладимую трещину между Аун Саном и бирманскими коммунистами, единственной силой в стране, не согласившейся пойти на сотрудничество с японцами.
Но не нам осуждать Аун Сана. Одно только стоит сказать, прежде чем продолжать рассказ.
Аун Сан стал вождем бирманского народа и был им именно потому, что выражал мысли и настроения его передовой части, разделяя и ее колебания. Сотрудничество с японцами не было идеей Аун Сана. Больше того, лично он еще противостоял этому сотрудничеству, когда многие из его товарищей уже пошли на него. А когда связал свою судьбу с японцами, сделал это не из личной выгоды, не из корыстных или честолюбивых побуждений, а потому, что считал: это единственный оставшийся для бирманского освободительного движения путь.
И если можно говорить об искуплении этой ошибки, то вся дальнейшая жизнь Аун Сана — пример этому.
3Японские агенты подвезли такинов на машине к самому самолету. Машина стояла на поле, пока не закрылась дверь самолета, и только когда самолет вырулил на взлетную полосу, Аун Сан увидел в окно, что она развернулась и, поднимая струйку желтой пыли, умчалась к воротам.
— В Иокогаме пересядете на токийский поезд. Билеты у вас есть, и в Токио встретите полковника Судзуки. Он будет ждать вас на вокзале, — сказал на прощание представитель Кемпетаи.
Путешествие прошло благополучно, если не считать маленького инцидента на иокогамском аэродроме, где такинов опять задержали. Но Аун Сан сказал, что они едут в Токио к полковнику Судзуки, и дал полицейским телефон полковника. Тe проверили, и после короткого разговора угрожающий тон допроса резко изменился. Один из полицейских проводил такинов до поезда и сказал улыбнувшись:
— Мы уж решили, что вы грязные корейцы.
В Токио такинов ожидал сюрприз. Их встретил старый знакомый, секретарь общества Японо-Бирманской дружбы господин Минами. Был он в военной форме и представился полковником Кеджи Судзуки.
А в остальном Минами не изменился. Больше того, военная форма шла ему куда больше, чем штатский костюм или бирманские лоунджи, в которых был Минами, когда Аун Сан беседовал с ним в Рангуне меньше чем полгода назад.
Сначала Судзуки поместил такинов в гостиницу, потом перевез к себе домой. Японцы хотели произвести наилучшее впечатление на такинов и в то же время не выпускать их ни на минуту из-под наблюдения.
Судзуки не докладывал командованию, что настроение такинов оставляет желать лучшего. Аун Сан не хочет идти на сближение и откровенно признается, что собирался связаться с китайскими коммунистами или пробраться в коммунистическую Россию. Судзуки не докладывал всего начальству, потому что боялся провала своего плана сотрудничества с «Блоком свободы» и с такинами. Он понимал, что ставка на такинов единственно правильна для Японии. Генштаб же продолжал лелеять надежду на связь с У Со. Но У Со получил от англичан пост премьера колонии и моментально забыл о недавней дружбе с японцами.
Впоследствии Аун Сан признавался, что Япония и японцы на первых порах ему понравились. Такинов вежливо и дружелюбно встречали, давали в их честь завтраки и обеды. Такины ездили в деревню, разговаривали с крестьянами, побывали на заводе, и трудолюбие японцев, их гостеприимство, высокая техника и умение работать — все произвело на них впечатление.
Но параллельно с этим с каждым днем такины все больше понимали, что существует и другая Япония — милитаристское, фашистское государство, черты которого проявлялись все сильнее, все больше заслоняя собой традиционную Японию чайных домиков и изящных пагод. Да и некоторые черты тогдашней Японии, не связанные непосредственно с милитаризмом, претили бирманским революционерам.
Было это на третий день после приезда в Токио. Такины устроились в гостинице, и к ним с визитом пожаловал Судзуки.
— Все ли в порядке? Всем ли довольны гости?
— Все в порядке.
— Теперь осталось только… — Полковник нажал кнопку звонка.
Вошла молоденькая горничная. Судзуки задал ей какой-то вопрос. Девушка ответила, низко поклонившись.
— Хорошо. Иди. Вот видите, с этим вопросом улажено. Вечерком вам пришлют женщин.
— Вы с этой девушкой договаривались?.. — Аун Сан был вне себя от удивления и возмущения. — Ведь она совсем ребенок. У нас в стране никому и в голову не пришло бы осмелиться поднять такой грязный вопрос перед девушкой.
— Не надо изображать из себя святых. Вы же будете мыться каждый день. Для этого есть ванна. А для любви есть публичный дом. Не будьте идеалистами.
— Никаких женщин нам не надо.
