Иван Бларамберг - Воспоминания
Хадыр-Мамед прокричал им, чтобы они приблизились, и узнал от них, что они принадлежат к роду дервиш, который кочует в степи с 50 кибитками. Они пообещали пригнать нам баранов и исчезли. Продолжая путь на север, я не замечал, что течение способствует нашему быстрому продвижению. Таким образом, к 3 часам пополудни мы прошли около 60 верст.
Между тем восточный ветер все усиливался, волны в заливе стали такими же высокими, как и в открытом море, и я вспомнил уверения вышеупомянутых туркмен, что залив простирается на север и на восток на четыре дня верховой езды. Ветер все усиливался. Волны поднимались так высоко, что постоянно заливали нашу лодку, соль оседала на одежде, лицах и руках, ибо вода в заливе была очень соленой, и даже казалось, что здесь не может водиться рыба. Наконец восточный ветер бросил нас в прибой у западного берега; с величайшим трудом нам удалось снова выйти в открытый залив. Примерно до 10 часов вечера мы плыли на юг при ярком лунном свете. Вода была покрыта пеной, и вздымавшиеся от ветра волны снова бросили нас в прибой, который опрокинул бы наш баркас, если бы мои бравые уральские казаки не бросились по шею в воду, ее поддерживали его с обеих сторон и не оттащили к берегу. Измученные до смерти, промокшие до нитки, с лицом, руками и одеждой, покрытыми крупинками соли, мы провели холодную сентябрьскую ночь на берегу в мрачном размышлении.
1 октября была прекрасная погода, дул такой же сильный восточный ветер. Прибой вдоль западного берега, на котором мы расположились, был ужасным; не представлялось никакой возможности плыть дальше на юг, чтобы соединиться с Карелиным. В этом угнетающем положении мне вспомнилась русская поговорка: «Сижу у моря и жду погоды». Тем временем я осмотрел окрестности и обнаружил, что восточный берег моря находился лишь в версте от западного побережья залива Кара-Богаз. Итак, мы находились на полуострове, простиравшемся на юг и отделявшем залив от моря. Я был рад этому обстоятельству, так как, если с Карелиным ничего не случится, он может прийти к нам на помощь со стороны моря, что позднее и подтвердилось. У нас не было ничего, кроме намокших сухарей и небольшого количества водки. Казаки настреляли много маленьких куликов-сорок, которых мы надевали на шомпола, жарили на костре и ели. В час дня появился унтер-офицер с несколькими казаками; они были посланы Карелиным на наши поиски. Он находился в 25 верстах южнее меня. Как и мне, сильный восточный ветер помешал ему обследовать восточный берег залива и не дал продвинуться вперед. В записке он просил меня подождать до завтра, пока он будет искать выход из залива, чтобы вернуться на корабль и снять нас со стороны моря. Это известие успокоило меня, так как восточный ветер, которого мы напрасно так долго ждали, мог дуть теперь целый месяц, и мы на своем баркасе не смогли бы выйти из Кара-Богаза. Таким образом, я провел еще одну ночь в открытой степи. Восточный ветер дул с той же силой, засыпал нас песком и пронизывал до костей. Я не мог сомкнуть глаз. Сотни дурных мыслей лезли мне в голову, ибо, если бы Карелину не удалось соединиться со мной, последствия для меня и моих спутников могли бы оказаться печальными.
Рано утром 2 октября я приказал перенести весь наш багаж, канаты, парус, весла и мачту нашего баркаса на берег моря и с нетерпением ждал появления на горизонте парусов нашего корабля или второго баркаса. Наконец в час дня появился баркас. Чтобы лодка не попала в руки туркмен, я приказал ее сжечь, и в 5 часов мы соединились с нашими спутниками. Во время пребывания в заливе я с помощью буссоли заснял одну сторону, а Карелин — другую; была также определена высота солнца над горизонтом в разное время дня. Туркмены пригнали Карелину шесть овец и принесли масла, однако дополнительных сведений о Кара-Богазе он не смог от них добиться.
Сильный восточный ветер быстро гнал нас вдоль берега на север. Мы делали 8 узлов и надеялись на следующий день прибыть к Киндерлинскому заливу. Между тем в ночь со 2 на 3 октября ветер дул с такой силой, что отогнал нас далеко на северо-запад, так что в полдень мы находились уже западнее мыса Ракушечный Угол. Вследствие этого мы решили плыть непосредственно в бухту Александр-Бай. Поскольку мы, однако, находились недалеко от высокого, скалистого берега, мы решили бросить якорь и отправиться примерно на час на берег. Он представлял собой нагромождение крутых известняковых скал, с вершин которых нам открылась пустынная, голая степь с песчаными холмами, имевшая поистине печальный вид. В расселинах скалистого берега мы обнаружили убогую домашнюю утварь, обладатели которой, туркмены, завидев судно, убежали, должно быть, далеко в степь. В 5 часов мы подняли якорь, поплыли дальше при сильном, но крайне благоприятном ветре и в 10 часов вечера вошли в бухту Александр-Бай, где на глубине 3 саженей стали на якорь. Ночью ветер немного стих. 4 октября, рано утром, мы погрузили одну пушку на сопровождавшее нас разъездное судно «Василий». В 10 часов мы покинули «Гавриил» и поплыли на баркасе в сопровождении «Василия» дальше в Александр-Бай, чтобы обследовать северную приграничную бухту Бектемир-Ишан, где, возможно, еще никогда не бывали европейцы. Первым на баркасе отправился Карелин с 15 казаками, чтобы промерить глубины. «Василий» следовал за ними.
На косе, которая отделяла Александр-Бай от бухты Бектемир-Ишан, была определена высота солнца над горизонтом. Карелин и Муригин вошли на баркасе в вышеупомянутую бухту, чтобы обследовать и заснять ее берега. «Василий» из-за недостаточной глубины остался у входа в бухту. Лишь вечером оба наших товарища вернулись из акватории бухты, и мы заночевали на посыльном судне, так как во время нашего сегодняшнего путешествия ветер снова изменил направление и дул сначала с запада, а затем с севера. «Гавриил» тем временем поднял якорь и поплыл на юг, чтобы, оставаясь в Александр-Бае, бросить якорь на глубине 7 саженей, будучи готов при первом же благоприятном ветре покинуть эту бухту. 5 октября, в первой половине дня, мы вернулись на «Гавриил», однако сильный северо-западный ветер помешал нам выбраться из бухты, в которой было едва заметное волнение. В 8 часов утра термометр показывал только 9°, к вечеру ветер утих.
6 октября мы все еще не могли выйти из бухты, теперь уже из-за встречного южного ветра. К вечеру ветер внезапно переменился на северо-западный, начался шторм. Он продолжался весь следующий день. Погода была холодная, термометр показывал только 5°. 6 октября шторм не ослабевал, началась метель. 9 октября, к утру, воспользовавшись легким северным ветром, мы наконец выбрались из Александр-Бая. В 8 часов утра мы миновали мыс Песчаный (Песчаный Угол) и затем изменили курс. Свежий юго-восточный ветер нес нас на северо-северо-запад, и мы шли со скоростью 5 узлов. Погода была ясная, небо безоблачное, и в 4 часа дня мы прошли мимо мыса Меловой Угол. К вечеру юго-восточный ветер усилился и перешел вскоре в сильный шторм, который продолжался более суток. В 11 часов вечера шторм разорвал наш передний парус. Все паруса, кроме двух, были убраны. Всю ночь пять казаков удерживали закрепленный толстыми канатами руль в нужном направлении. Качка была ужасная. Мы опасались, что либо волны сорвут руль, либо от качки через борт свалятся мачты, тем более что судно ложилось на борт и чуть ли не черпало воду. Наша единственная надежда, поскольку ветер благоприятствовал, состояла в том, чтобы добраться до широты полуострова Тюб-Караган. Севернее его глубины с 20 саженей неожиданно падают до 8 саженей, и волнение здесь значительно меньше. На наше счастье ярка светила луна; мы могли ясно различить окружавшие нас объекты. Можно сказать, что шторм, налетевший с юго-востока, благоприятствовал нам. К полуночи неожиданно исчезло разъездное судно, которое следовало за нами в кильватер. Мы испугались, что его могли поглотить высокие волны; подобная судьба угрожала и нам. Во время шторма наша каюта выглядела ужасно. Все незакрепленные предметы катались из стороны в сторону. Стон и скрипение шпангоутов, вой ветра в снастях и вантах, крики матросов во время уборки парусов и т. д., шум волн — все это выглядело ужасно, Я не мог больше выдержать в каюте, с трудом выбрался на верхнюю палубу качающегося корабля, ухватился обеими руками за заднюю мачту и с ужасом смотрел на эту страшную и возвышенную картину разволновавшегося моря, которое бесновалось вокруг нас, освещенное яркой луной.
