Роджер Мэнвелл - Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945
Тем временем гестаповцы, продолжавшие допрашивать Шмидта, сделали ужасное открытие. Оказалось, что в своих показаниях 1935 года Шмидт допустил ошибку и человеком, у которого он вымогал деньги, был другой человек – отставной кавалерийский офицер капитан фон Фриш. Гестапо допросило этого офицера у него дома и обнаружило, что новые показания Шмидта верны. Обвинение против Фрича разваливалось.
На встрече с представителями генерального штаба Беком и Рундштедтом Гитлер разрешил армии и министерству юстиции провести объединенное официальное расследование «дела Фрича»; при этом фюрер настоял, чтобы оно проводилось в сотрудничестве с гестапо. Это расследование сразу поставило Гиммлера и Гейдриха в затруднительное положение. Теперь армейские и гражданские чиновники получили законное право допрашивать Шмидта, который находился в руках гестапо. Для Гиммлера, с самого начала противившегося попыткам армейского руководства начать кампанию по реабилитации Фрича, это был чувствительный удар, да и Небе, очевидно контактировавший с обеими сторонами, намекнул Гизевиусу на гестаповские проблемы. Ободренные армейские и гражданские следователи стали требовать, чтобы гестапо передало им свидетеля.
В итоге Шмидт после долгих допросов назвал следователям министерства юстиции адрес дома, куда, по его словам, Фрич ходил за деньгами, которые требовал у него шантажист. Следователи посетили указанный адрес и выяснили, что в соседнем доме проживает капитан фон Фриш, который так смущал гестапо. Отставной капитан был серьезно болен и лежал в постели. Во время визита к нему следователей экономка капитана показала, что гестапо уже побывало здесь, и даже вспомнила точную дату. Как только гестаповцам стало об этом известно, больного капитана тут же подняли с постели и отправили под арест.
К тому времени Гитлер объявил о значительных структурных и кадровых перестановках в высшем армейском руководстве. Он упразднил Военное министерство и сам возглавил заменившую его организацию, получившую название ОКВ, или верховное командование вооруженными силами. Об этом он сообщил в своем выступлении по радио 3 февраля; на следующий день, присутствуя на собрании офицеров нового верховного командования, Гитлер много времени посвятил подробному разбору дел Бломберга и Фрича и в конце концов согласился на созыв 11 марта специального суда чести под председательством Геринга, являвшегося самым старшим офицером в вооруженных силах.
Все знали, что дело Фрича имеет глубокую политическую подоплеку и что в данном случае речь, разумеется, идет не просто о репутации офицера, с которым обошлись несправедливо. По словам Гизевиуса, использовать эту историю для разоблачения гестапо стремился достаточно широкий круг людей – от адмирала Редера и Браухича, назначенного Гитлером новым главнокомандующим, до министра юстиции Гюртнера и Шахта, который ушел со своего поста, так как не мог выносить постоянного вмешательства Геринга в вопросы экономики. Судьба же Фрича, как таковая, мало кого волновала. Йодль, например, писал в своем дневнике 26 февраля, что Редер и Гюртнер верят в виновность Фрича и что в этом деле их интересует исключительно разоблачение гестапо, а Бломберг в одной из последних бесед с Гитлером прямо заявил, что Фрич «не интересуется женщинами».
Впрочем, сам Фрич – прусский аристократ и офицер, свято веривший в строгие воинские традиции и этикет, – тоже вел себя накануне суда не самым разумным образом и этим сыграл на руку своим врагам. Гизевиус, например, считает, что, если Фрич был «абсолютно честным человеком», ему следовало бы публично заявить о своей невиновности, после чего устраниться от дела, предоставив дальнейшее разбирательство адвокатам; к тому же он не мог не знать, что армия на его стороне и что расследование дела будет вести суд чести. Однако после выдвинутых Гиммлером громких обвинений в свой адрес Фрич не стал дожидаться увольнения, а сам настоял на собственной отставке, что не только вызвало серьезные сомнения в его невиновности, но и создало определенные юридические трудности, так как теперь на созванном по инициативе армии суде чести пришлось бы официально рассматривать свидетельства, направленные против него. Фрич к тому же еще больше скомпрометировал себя, признав, что однажды взял к себе в дом «нуждающегося Hitlerjunge» (мальчика из числа членов гитлерюгенда). Кроме этого, очевидно желая продемонстрировать свою невиновность, он по собственной инициативе побывал в штаб-квартире гестапо, где был готов «ответить на любые вопросы».
В феврале Фрич решил стреляться с Гиммлером, которого считал своим главным врагом24. Однако Рундштедт, которого он сделал своим секундантом и отправил к Гиммлеру, чтобы передать формальный вызов, счел эту затею настолько бредовой, что даже не подумал выполнить поручение. Впоследствии он упомянул о дуэли в разговоре с адъютантом Гитлера Хоссбахом, который также счел этот случай достаточно курьезным. Любопытно было бы, однако, узнать, как бы отреагировал Гиммлер, если бы все-таки получил вызов.
После признания Шмидта Гейдрих решил, что гестапо пора что-то предпринять, чтобы каким-то образом выпутаться из затруднительного положения. Сам Гейдрих после того, как выяснилось, что Шмидт перепутал две схожие фамилии, тоже нес всю полноту ответственности за обвинения, предъявленные Фричу 26 января. Шеф СД категорически отрицал, что гестаповцы побывали в доме Фриша и что они угрозами вынудили Шмидта признаться, будто он брал деньги у обоих офицеров. Из этого со всей очевидностью следовало, что гомосексуалистами являются и Фрич, и Фриш. И действительно, когда несчастного кавалерийского капитана вырвали из лап гестапо и передали в распоряжение министерства юстиции, он признался в своей склонности к лицам одного с ним пола, а заодно подтвердил, что был жертвой шантажа Шмидта. Увы, перенесенное потрясение оказалось ему не по плечу – болезнь обострилась, и Фриш вскоре умер.
Теперь Гиммлер и Гейдрих зависели от Шмидта и от сотрудников гестапо, которым предстояло выступить на суде чести в качестве свидетелей. Им, впрочем, было приказано дать ложные показания. Председателем был Геринг, которому, по обычаю, предстояло вести допрос. Заседателями были избраны Браухич, Редер и два парламентских председателя Лейпцигского верховного суда.
Приготовления обещали незаурядный спектакль. Все судьи, за исключением Геринга, были настроены против гестапо, но Геринг обладал достаточной властью, позволявшей направлять процесс в нужную ему сторону. Очень многое зависело и от Фрича; сам генерал был твердо уверен, что его честь будет восстановлена, однако никто не знал, воспользуется ли он представившейся ему возможностью начать встречный процесс против гестапо – особенно после того, как ему было отказано в удовольствии застрелить Гиммлера. Существовали и другие вопросы. Будут ли сотрудники гестапо придерживаться своей последней версии? Расколется ли Шмидт или Геринг защитит его? Вызовут ли в качестве свидетелей Гиммлера и Гейдриха? (Последний, как со слов Небе утверждал Гизевиус, был совершенно уверен, что этот суд положит конец его карьере.) Иными словами, ситуация была настолько напряженной и сложной, что формальная в общем-то процедура суда, призванная решить, является ли конкретный мужчина гомосексуалистом, могла стать в истории нацистского режима одним из редких моментов, способных породить действительно серьезное сопротивление власти Гитлера и потрясти фундамент, на котором покоилась его тирания.
