Лучано Паваротти - Мой мир
Так мы проработали целую неделю. Рабочие дни были долгими, утомительными для всех, иногда и скучными. Известно, что многим оперное пение представляется особенным искусством, интересующим лишь немногих. Но когда вот так посидишь день за днем и послушаешь десятки начинающих певцов со всего света, жертвующих многим, чтобы приехать сюда, испытать, может быть, разочарование или удивление, — начнешь думать иначе. Когда посмотришь на всех этих молодых людей, идущих на риск (а эти певцы — победители среди еще большего числа отобранных на прослушиваниях в их собственных странах), начнешь думать, что опера и пение в ней — не такое уж нераспространенное занятие. Чувствуешь, что эта музыка доходит до самого сердца многих людей и она пребудет с ними долго-долго.
Наступил последний день прослушивания. Пришло время подводить итоги. Из семидесяти семи певцов нам предстояло отобрать около тридцати участников заключительного концерта, назначенного на субботу 23 мая. И уже из этих тридцати мы должны были выбрать победителей. За день до концерта мы собрали всех, чтобы объявить, кто будет петь на концерте.
Сначала выступил я и сказал, что каждый, кто приехал в Филадельфию, уже победитель. Может случиться так, что у тех, кто станет лауреатом, не сложится певческая карьера, а у тех, кто не завоевал призового места, может быть необычная судьба в опере. Конкурс — это не гарантия, а всего-навсего ступенька к успешному развитию карьеры.
Несмотря на все слова утешения, я терпеть не могу эту часть конкурса. Но с самого начала было известно, что ее не избежать. Да, это нелегко для проигравших, а также для нас, назвавших себя судьями. Полагаю, именно поэтому другие видные артисты не занимаются тем, чем я: они не любят делать людей несчастными. Я тоже этого не переношу, но еще хуже другое: некоторые певцы уедут, а их голоса так и останутся неоткрытыми.
Я объявил имена тех двадцати девяти человек, которые должны были петь на следующий день. Когда были названы имена участников завтрашнего концерта, те, кто не оказался в их числе, казалось, спокойно восприняли наше решение. Победителей поздравляли и обнимали, все улыбались. Но, уверен, мы разбили в этот день немало сердец.
Любители оперы могли проходить на наш конкурс без билетов. Но на заключительный концерт билеты мы продавали. Маэстро Тонини и я так продумали программу из арий, чтобы голоса лауреатов прозвучали выигрышно и зрители получили удовольствие. Концерт был превосходный, и мы гордились результатами конкурса.
Но в тот вечер на этом наша работа не закончилась. Предстояло самое трудное: из двадцати девяти превосходных певцов нужно было выбрать победителей. На сцену выходил очередной певец, а мы с маэстро Тонини сидели в зале за столиками с зажженными лампочками, делали пометки и одновременно следили за реакцией публики.
Прослушав последнего певца, мы прошли за кулисы — совещаться. В зале стояла напряженная тишина. Наконец я вышел на сцену и сказал, что Маргарет Эверитт объявит сейчас имена победителей, которых мы просим подняться на сцену. Из двадцати девяти участников мы вызвали девятнадцать человек.
Пресса с недоверием восприняла тот факт, что лауреатов было девятнадцать: они ожидали, что выберут одного-единственного, или, может быть, одного тенора, одно сопрано, одно меццо и одного баса, или одного лучшего исполнителя итальянских опер и одного — опер Вагнера. Но мы стремились не к этому. Нам было необходимо найти лучших певцов. Для нас было и невозможно, и несправедливо выбрать одного и пренебречь другими, столь же многообещающими певцами.
Может показаться, что девятнадцать лауреатов из семидесяти семи, участвовавших в финале в Филадельфии, — это много. Но журналисты забывают, что за год предварительных прослушиваний перед нами прошло более пятисот человек. Если бы мы ограничили себя строгими рамками и выбрали бы одного тенора и одно сопрано (за год прослушиваний!), мы бы пренебрегли другими выдающимися тенорами и пятью блестящими сопрано. Конечно, это странно, что на конкурсе так много победителей, но убежден, что это справедливо. И если бы мы сделали по-другому, мы бы поступили неправильно.
После целого года напряженного труда сотен людей — непосредственных организаторов конкурса, тех, кто помогал нам за рубежом, многих добровольных помощников, семей, принимавших гостей в Филадельфии, и, конечно, всех участников конкурса — мы отобрали девятнадцать певцов, у которых есть все данные для профессиональной карьеры. Другие же пятьдесят восемь получили возможность приехать в новый для них город, выступить с профессиональными музыкантами, услышать оценку компетентных судей, встретить и послушать других молодых певцов своего уровня.
Убежден, что просто победа в конкурсе значит немного, если у вас не будет возможности выступать. Поэтому с самого начала было объявлено, что лауреаты конкурса получат возможность спеть в полной оперной постановке, где я буду исполнять партию тенора (само собой разумеется, бесплатно). Кроме того, некоторые спектакли покажут по телевидению.
Я довольно хорошо знаю мир оперы, чтобы думать, что постановка спектакля силами только лауреатов конкурса, пусть и названного Международным филадельфийским вокальным конкурсом Паваротти, привлечет к себе большое внимание. Оперной публике подавай известные имена. Найти талантливых певцов и помочь им прославиться — вот ради чего мы и затеяли этот конкурс. Но прежде чем они станут известными, на них больше обратят внимания, если они будут петь вместе со мной или с другим признанным певцом.
Прошло ровно двадцать пять лет с тех пор, как я победил на конкурсе Акилле Пери в Реджо-нель-Эмилия, и именно та победа дала мне возможность выступить перед зрителями и критиками. Поэтому для меня было важно дать нашим лауреатам такой же шанс. Принять участие в исполнении оперы гораздо более важно, чем победить в конкурсе, если вы надеетесь добиться успеха в трудном мире оперы. Помогая другим молодым людям, я возвращаю свой долг — как когда-то помогли мне. Приятно думать, что рано или поздно всегда платишь свои долги.
Прошел еще год, прежде чем мы смогли поставить спектакль с победителями конкурса. Мы вернулись в Филадельфию в конце марта 1982 года, чтобы начать репетировать «Богему» Пуччини и «Любовный налиток» Доницетти, которые ставил Джан Карло Менотти. Дирижировать должен был выдающийся итальянский дирижер Оливеро де Фабрициис. (Маэстро Оливсро Де Фабрициису было уже за восемьдесят, и он был нездоров. Наши оперы в Филадельфии стали для него последними.)
Не могу передать, как хорошо мне работалось с молодежью. Это вызывало в памяти ту первую «Богему», которую я пел в Реджо. В то время, много лет назад, все мы были мало кому известны. У нас не было авторитета, который можно потерять, — мы просто сосредоточились на работе и очень старались. Мы были тогда так счастливы и взволнованны, что получили наконец возможность выступить на сцене, — так же, как сейчас наши филадельфийские лауреаты. Их необыкновенный подъем и удовольствие, которое они получали от нашей совместной работы, меня прямо-таки заражали. У всех было особое чувство солидарности.
