Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
— Быстро куверт для моего дорогого кузена, и поместите его сундук в комнату рядом с этой.
Молодой человек подходит ко мне, и она ему говорит:
— Не говорила ли я вам, что он должен приехать сегодня или завтра?
Она усаживает меня рядом с собой, и все, поднявшиеся было, чтобы меня приветствовать, усаживаются снова.
— У вас наверняка пробудился аппетит, — говорит она, наступив мне на ногу, — я представляю вам моего суженного, и вот мой свекор и моя свекровь. Эти дамы и господа — друзья дома. Почему моя мать не приехала с вами?
Наконец, настал момент, когда я должен был заговорить.
— Ваша мать, дорогая кузина, будет здесь через три-четыре дня.
Я внимательно вглядываюсь в плутовку и узнаю Каттинеллу, очень известную танцовщицу, с которой до того в жизни ни разу не разговаривал. Я вижу, что она назначает мне играть роль некоего фальшивого персонажа в пьесе собственного сочинения, в котором она нуждается для ее завершения. Заинтересовавшись узнать, обладаю ли я тем талантом, который она во мне предполагает, я с удовольствием принимаю роль, уверенный, что она мне ее компенсирует, по крайней мере, своими тайными милостями. От меня требуется хорошо сыграть роль, не скомпрометировав себя. Под предлогом того, что мне полагается проголодаться, я ем, воспользовавшись этим временем, чтобы согласовать наши действия. Она дает мне хороший образчик своего ума, объясняя всю суть интриги некими фразами, которые бросает, пока я ем, то одному, то другому из компании. Я узнаю, что ее свадьба может состояться только по приезде ее матери, которая должна привезти ее одежды и бриллианты, и что я — маэстро, который направляется в Турин, чтобы сочинить музыку для оперы в честь свадьбы герцога Савойского. В уверенности, что это не сможет мне помешать выехать завтра, я вижу, что ничем не рискую, играя этого персонажа. Если я не получу ночной компенсации, на которую рассчитываю, я смогу сказать компании, что она сошла с ума. Каттинелле могло быть лет тридцать, она была очень хорошенькая и славилась своими интригами.
Так называемая свекровь, сидящая против меня, наполняет мой стакан и, поскольку я должен протянуть руку, чтобы его взять, она видит, что я держу руку, как будто поврежденную.
— Что это? — спрашивает она.
— Маленькое растяжение, которое пройдет.
Каттинелла, усмехнувшись, говорит, что это досадно, потому что нельзя будет послушать меня за клавесином.
— Я в восторге, что это вызывает у вас смех.
— Я смеюсь, потому что вспоминаю фальшивое растяжение, которое я изобразила два года назад, чтобы не танцевать.
После кофе свекровь говорит, что мадемуазель Каттинелла должна поговорить со мной о семейных делах, и нужно нас оставить одних; наконец, я оказываюсь наедине с этой плутовкой в комнате, смежной с ее и предназначенной для меня.
Она бросилась на канапе, заливаясь смехом, который не могла унять. Она сказала мне, что была во мне уверена, хотя знала меня лишь по виду и по имени, и кончила, сказав, что было бы хорошо, если бы я уехал завтра.
— Я здесь, — сказала она, — уже два месяца без единого су: у меня несколько платьев и немного белья, которое я должна была бы продать, чтобы жить, если бы не влюбила в себя сына хозяина, которому внушила, что стану его женой и принесу ему в приданое двадцать тысяч экю в бриллиантах, которые у меня в Венеции и которые должна привезти моя мать. Моя мать ничего не имеет, не знает об этой интриге и не собирается выбираться из Венеции.
— Скажи мне, прошу тебя, каково будет завершение этого фарса: я предвижу, что оно будет трагическим.
— Ты ошибаешься. Очень комическим. Я жду здесь любовника — графа де Холстейн, брата Выборщика из Майнца. Он написал мне из Франкфурта, что выехал оттуда и должен сейчас быть уже в Венеции. Он приедет за мной, чтобы отвезти на ярмарку в Реджио. Если мой суженый вздумает проделать что-нибудь злое, он его наверняка поколотит, заплатив ему однако все, что я задолжала, но я не хочу, ни чтобы он платил, ни чтобы колотил. В момент отъезда я шепну ему на ушко, что я вернусь, и все пройдет спокойно, потому что я пообещаю выйти за него замуж по возвращении.
— Это замечательно, у тебя ангельский ум, но я не буду ждать твоего возвращения, чтобы жениться на тебе, это должно случиться сейчас.
— Какая глупость! Дождись хотя бы ночи.
— Нет уж, потому что мне кажется, что я слышу лошадей твоего графа, который подъезжает. Если он не приедет, мы ничего не потеряем и ночью.
— Но ты меня любишь?
— Безумно; ну что ж? Твоя пьеса заслуживает, чтобы я тебя обожал, и я тебя в этом уверяю. Давай быстрее.
— Подожди. Закрой дверь. Ты прав. Это эпизод, но он очень мил.
К вечеру весь дом поднялся к нам и предложили пойти подышать воздухом. Только собрались, как послышался шум экипажа, запряженного шестеркой лошадей, подъезжающего к почте. Каттинелла выглядывает в окно и говорит всем, чтобы уходили, потому что это принц, который приехал за ней, и что она в этом уверена. Все выходят, и она выгоняет меня в мою комнату и там запирает. Я отлично вижу берлину, останавливающуюся перед гостиницей, и вижу выходящего из нее сеньора, в четыре раза толще меня, поддерживаемого двумя слугами. Он входит, заходит к новобрачной, и мне из всех развлечений достается только удобство выслушивать все беседы и наблюдать через щель все, что проделывает Каттинелла с этой огромной машиной. Но это развлечение меня, в конце концов, утомляет, потому что длится пять часов. Они велели собрать все пакеты Каттинеллы, погрузить их на берлину, поужинали, опустошили кучу бутылок рейнского вина. В полночь граф де Холстейн отбыл, как и прибыл, и увез новобрачную от супруга. Никто не заходил в мою комнату за все это время, и я не осмелился позвать. Я боялся быть разоблаченным, и не знал, как немецкий принц воспримет случившееся, если узнает, что у него был скрытый наблюдатель его нежностей, что не доставило удовольствия никому из персонажей, которые в этом были замешаны. Я предавался размышлениям о ничтожности рода человеческого.
После отъезда героини я увидел в щель хозяйского сына; я постучал, чтобы он мне открыл, и он сказал мне жалобным голосом, что надо взломать замок, потому что мадемуазель увезла ключ. Я попросил его сделать это, потому что я голоден, и это было проделано. Он составил мне компанию за столом. Он сказал, что мадемуазель улучила момент, чтобы заверить его, что вернется через шесть недель, он сказал, что она плакала, давая ему это заверение, и что она его поцеловала.
— Принц оплатил ее расходы?
— Отнюдь нет. Мы бы не взяли, если бы он предложил. Мое будущее было бы оскорблено, потому что вы не можете себе представить, насколько благородно она мыслит.