Джон Толанд - Последние сто дней рейха
Сталин признал, что лучше иметь правительство, сформированное на основе свободных выборов, но война мешает это сделать, и поэтому следует хотя бы решить вопрос с временным правительством. "Так, как это было в случае с де Голлем, который также не был избран, - подчеркнул Сталин. - Кто больше популярен, де Голль или Берут? Мы посчитали возможным иметь дело с де Голлем и заключать с ним договора. Почему подобным образом не иметь дело с расширенным временным польским правительством? Мы не можем требовать от Польши больше, чем от Франции..."
- Когда могут пройти выборы? - спросил Рузвельт.
- Через месяц, если, конечно, не будет катастрофы на фронте и немцы нас не разобьют, - ответил Сталин не без сурового юмора и улыбнулся: - Но я не думаю, что это случится.
Даже Черчилль оказался под впечатлением сказанного или, по крайней мере, возникало такое ощущение.
"Свободные выборы, разумеется, решат проблемы британского правительства", - заметил он.
"Предлагаю перенести переговоры на завтрашний день", - предложил Рузвельт. Он откровенно радовался достигнутой гармонии и сказал, что следует передать этот вопрос на рассмотрение министрам иностранных дел.
"У двух других будет перевес голосов", - сказал Молотов с улыбкой, которая довольно редко появлялась на его лице.
Сталин продолжал шутить даже после того, как спросил, почему еще не обсужден вопрос о Югославии и Греции. "Я не собираюсь никого критиковать, но хотелось бы знать, что происходит", - сказал он, искоса посмотрев на Черчилля, так как между ними уже было оговорено, что Греция должна остаться под британским влиянием.
Черчилль заявил, что может говорить о Греции часами. "Что касается Югославии, то короля убедили, на самом деле даже заставили подписать соглашение касательно формы правления". Лидер югославского правительства в изгнании уже покинул Лондон, чтобы помочь Тито сформировать правительство в Белграде. "Я надеюсь, что мир придет на основе прощения, но они так сильно ненавидят друг друга".
Сталин еще раз улыбнулся. "Они еще не привыкли к дискуссиям. Вместо этого они режут друг другу глотки". По поводу Греции он добавил, не скрывая кокетства: "Я только хотел получить информацию. У нас нет намерений вмешиваться туда".
Атмосфера непринужденности перенеслась и в Юсуповский дворец, где состоялся официальный ужин и произносились нескончаемые тосты. Сталин заявил, что Черчилль - из тех людей, которые рождаются раз в сто лет. В ответной речи Черчилль отметил Сталина как могущественного руководителя могущественной страны, которая приняла на себя всю мощь германской военной машины, сломала ей хребет и изгнала захватчиков со своей земли.
Во время следующего тоста Сталин сердечно отозвался о Рузвельте. Он сказал, что решения, принимаемые им самим и Черчиллем, были относительно простыми, но Рузвельт вступил в войну против нацизма, когда для его страны не существовало серьезной угрозы вторжения, и он стал "главным кузнецом инструмента, который привел к мобилизации всего мира против Гитлера". Проект Рузвельта по ленд-лизу, сказал Сталин с благодарностью, спас положение. Потом Сталин стал подшучивать над Федором Гусевым, одним из советских дипломатов{21}, за то, что тот никогда не улыбается. У Стеттиниуса создалось впечатление, что маршал довел шутку до полной насмешки.
Адмирала Лейхи заели комары, кусавшие его за лодыжки; они раздражали его не меньше, чем бесконечные тосты. Он подливал в рюмку воду вместо спиртного, и это позволяло ему оставаться трезвым, и с его точки зрения вся эта затея была бесполезной тратой времени. Почему они не расходятся по домам, чтобы на следующий день с новыми силами приняться за работу?
Черчилль снова поднялся из-за стола и произнес еще один красноречивый тост, да такой оптимистичный, что Стеттиниус чрезвычайно удивился, особенно вспомнив, каким мрачным был премьер-министр на Мальте. Черчилль сказал, что теперь они все находились на вершине горы, с которой видна открытая местность и отдаленная перспектива. "Я возлагаю свои надежды на прославленных президента Соединенных Штатов и маршала Сталина, в которых мы видим борцов за мир и которые, разгромив врага, поведут народы на борьбу с нищетой, беспорядком, хаосом и гнетом. Таковы мои надежды, а что касается Англии, то мы не отстанем и приложим максимум усилий для этого. Мы поддержим вас всеми имеющимися у нас возможностями. Маршал Сталин говорил о будущем. Это наиболее важный аспект, иначе море пролитой крови было бы напрасной жертвой. Я предлагаю тост за светлый, победный мир".
Через несколько минут поднимался пятьдесят пятый по счету тост, и налитый водой Лейхи подумал в очередной раз, что пора бы уже и заканчивать.
Члены Объединенного комитета начальников штабов встретились на следующее утро в одиннадцать часов, чтобы окончательно обсудить военную стратегию, В целях предварительного планирования было решено, что поражения Германии следует ожидать не ранее 1 июля 1945 года и не позже 31 декабря 1945 года. Разгром Японии планировался через восемнадцать месяцев после капитуляции Германии.
К полудню на заседание пришел Черчилль, а через пятнадцать минут после него прибыл и Рузвельт, задержавшийся в связи с недомоганием. Поскольку военные уже пришли к полному соглашению, то для западных политических лидеров исчезла необходимость решать какие-либо проблемы. Рузвельту и Черчиллю оставалось только добродушно побеседовать. Через час Рузвельт сказал Черчиллю с озорной улыбкой на лице: "Конференция идет прекрасно, Уинстон, если только вы не поедете в Париж и не выступите с речью, в которой скажете французам, что Британия хочет вооружить еще двадцать пять французских дивизий с помощью американцев".
Черчилль расхохотался, отрицая, что когда-либо делал что-нибудь подобное, но президент сказал, что у него есть "кипа газет", доказывавших, что Черчилль действительно делал подобные заявления после встречи в Квебеке.
"Что бы я ни говорил в Париже, я сказал это по-французски, - парировал премьер-министр, - а если я говорю по-французски, то сам не понимаю, о чем говорю, поэтому не обращайте внимания".
Прямо перед началом шестого пленарного заседания Большая Тройка и их главные советники собрались во внутреннем дворе "Ливадии" для памятной фотографии. По возвращении в бальный зал Стеттиниус начал читать план, разработанный утром министрами иностранных дел, согласно которому должен был осуществляться протекторат территорий в ООН, Он не успел прочитать и половины доклада, когда Черчилль сердито заявил, что не согласен ни с единым словом доклада. "Я впервые слышу об этом, и со мной никто не советовался!" - повышенным тоном сказал Черчилль в такой ярости, что у него даже сползли на нос роговые очки. Ни при каких условиях я не соглашусь на то, чтобы в дела Британской империи вмешивались сорок или пятьдесят стран! До тех пор, пока я премьер-министр, я и кусочка Британского наследия не отдам!"
