Михаил Ботвинник - Портреты
Моделя как шахматиста я хорошо узнал осенью 1927 года. Играли мы в 5-м чемпионате СССР в Москве; вместе жили в комнате № 217 в гостинице «Ливерпуль» (ныне «Центральная»), что в Столешниковом переулке. Вместе анализировали партии, готовили дебютные схемы. Модель слабо знал теорию начал, предпочитал играть «нетеоретические» дебюты – он и научил меня играть французскую и голландскую!
Анализировал он мастерски, с большой точностью и тщательностью, а я в анализе в свои 16 лет был птенцом. «Мишель, не торопись», – говорил Абрам Яковлевич, когда я быстро показывал ему «форсированный» многоходовый вариант, и вскоре он находил «дыру» в моем анализе уже на втором ходу… У Моделя я и научился искусству анализа!
В чемпионате Модель играл блестяще. Опустив руки между колен и низко держа голову над доской, он полностью отрешался от остального мира – в эти минуты для него шахматы были всем. В простых позициях он находил тонкие пути к инициативе. Он лишь на очко отстал от победителей турнира.
Тонким аналитиком и мастером остроумных ситуаций проявил себя Абрам Яковлевич в 1929-1930 годах, во время нашумевшего «матча Икса» по телефону против десяти сильных шахматистов Ленинграда – соревнование было организовано молодежной газетой «Смена». И меня уговорили играть, не так уж трудно – ход в день. Конечно, я консультировался с Моделем – он «помогал» и другим участникам. Матч закончился полной победой «Икса» – 8,5 : 1,5. Вскоре в «Шахматном листке» появилась статья Моделя, где он рассказывал, что по поручению редакции выяснял, кто же такой этот «Икс», и пришел к выводу, что «Икс», несомненно, он сам! Рассказывали, что Н. Крыленко от души восхищался как невинным озорством, так и аналитическим мастерством Моделя.
В 1933 году, когда я проиграл 1-ю партию матча С. Флору, Крыленко встревожился – как помочь? Конечно, был приглашен в Москву Модель, и он приехал с уже готовыми стихами (надо было рассеять мое уныние). Оставим в стороне литературные достоинства этих стихов, они тем не менее дело свое сделали…
Флор доволен, как дитя,
ходит именинником –
в первом туре он шутя
справился с Ботвинником.
И безмерно упоен
эдаким успехом,
пишет письма Саломон
всем знакомым чехам:
так и так, мол, господа,
победитель в драке я,
и Россию без труда
бьет Чехословакия…
На сердце Миши
Скребутся мыши –
Варьянт Панова
навек разбит.
И мой Мишутка
вздыхает жутко:
ужели снова
я буду бит?
Дрожат колени,
потерян сон:
ужель он гений,
а я пижон?
Увы, 6-ю партию я вновь проиграл. Когда матч переехал в Ленинград, все решили, что я безнадежен. Только Слава Рагозин и Абрам Яковлевич были другого мнения. На квартире у Моделя был обновлен вариант Панова, в 9-й партии Флор потерпел поражение. А голландская (по совету Моделя) в 10-й партии помогла свести матч вничью.
Модель был одаренным человеком. Он играл в шахматы, музицировал, сочинял стихи, преподавал математику, был искусным фокусником и всегда оставался скромным, добрым и жизнерадостным человеком. Шахматы любил безмерно, был предан им всю жизнь. Незадолго до смерти Абрам Яковлевич закончил обе свои партии из матча СССР – Швеция по переписке, набрав 1,5 очка. Самое удивительное то, что душа его не старела. Через неделю после тяжелой операции Модель уже написал полные юмора, жизнеутверждающие стихи:
Хвороба меня не согнула в баранку
ничуть не спешу повидать Капабланку;
а если загнусь на девятом десятке
так это же, братцы, в нормальном порядке…
80-летний Модель оставался самим собой!
Всеволод РАУЗЕР
Познакомились мы в Москве на чемпионате СССР; мне было 16, ему – 19…
Стройный, молодой, с ангельским лицом – в его образе было что-то детское, наивное. Когда партнер думал, он ходил по залу, заложив руки за спину, чтобы не было сутулости.
В гостинице «Ливерпуль», что была в Столешниковом переулке Раузер жил в одном номере с ленинградцем Перфильевым. Приехал на турнир председатель шахматной секции Ленинграда Берман, и все участники из города на Неве собрались у Перфильева. Нашли одиночный номер для Раузера и попросили его переехать, чтобы уступить место Берману… Раузер отказался наотрез: «Я к комнате привык, если перееду – это может отразиться на моей игре»…
Мне это понравилось, и посмотрел я на молодого киевлянина с уважением. Но хитрый Модель решил проверить психологию юнца: «Если Вы не переедете, то переедет Перфильев, с Вами поселится Берман, а он так храпит по ночам»…
Раузер сразу согласился переехать!
На турнире он играл слабовато, пассивно – видимо, опыта было мало.
Два года спустя на чемпионате Союза в Одессе он был неузнаваем. В последнем туре четвертьфинала он черными разгромил самого Рюмина, попал в полуфинал, где и завоевал звание мастера. Прошло еще два года, и вновь на очередном чемпионате мы встретились в Москве. На финише соревнования он уверенно вновь выиграл у Рюмина, после чего уже я завоевал звание чемпиона СССР.
Игра Всеволода Альфредовича была неровной. Иногда настроение у него менялось на протяжении одной партии. До определенного момента он вел борьбу с исключительной силой, и вдруг давал себя взять голыми руками. Был бескомпромиссен – если считал, что у него лучше, то пренебрегал ничейным исходом. Так, в 1939 году в Ленинграде в нашей известной партии он уклонился от ничьей и был наказан…
Его дебютные изыскания были поразительной глубины. Правда, он был убежден, что 1. e2-e4 ведет к выигрышу… Но его системы в испанской, сицилианской и других началах выдержали испытание временем.
К сожалению, его чудаковатость переросла в болезнь, и перед войной его шахматная сила пошла на убыль. Погиб бедный Раузер во время блокады Ленинграда.
Дебютные исследования Всеволода Альфредовича (и не только дебютные – были у него и блестящие анализы в эндшпиле), связанные с планами игры в миттельшпиле, дают все основания причислить В. Раузера к когорте мастеров-основателей Советской школы определившей развитие шахматной мысли на многие годы.
Николай ГРИГОРЬЕВ
Предисловие к книге
Мастер Н.Д. Григорьев принадлежал к тем дореволюционным русским интеллигентам, которые понесли свои знания, творчество в народ, помогая великой культурной революции в нашей стране. В рядах русской интеллигенции находилась сравнительно небольшая группа шахматистов, передававшая опыт русской чигоринской школы молодому поколению советских шахматистов.
