Дмитрий Старостин - Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах
В принципе, уголовное законодательство штата Нью-Йорк предусматривает процедуру актировки неизлечимо больных заключенных. На практике же это делается лишь в единичных случаях. К тому же статья 259-R, в которой говорится об актировке, предписывает немедленное водворение обратно за решетку тех, кто стал выздоравливать.
Что же остается тем заключенным, которые не желают или брезгуют пользоваться услугами тюремных педерастов? Полное безразличие к вопросам пола выказывают лишь немногие, в основном пожилые или очень религиозные арестанты. Уделом большинства становится фантазия, объекты которой бывают подчас самыми неожиданными.
Еще в манхэттенской тюрьме «Томбс», а потом и на острове Райкерс меня удивляло, что там довольно много надзирателей-женщин, как правило молодых.
Тогда же мне довелось услышать первые тюремные истории, повествующие в цветах и красках об интимных связях этих женщин с заключенными. В принципе, это не казалось совсем уж невероятным: охранники городских тюрем Нью-Йорка вербуются из того же человеческого материала, что и их клиентура. Некоторые тюремщицы-негритянки знают своих «подопечных» с детства, когда они были соседями по какой-нибудь многоэтажке для малоимущих в Гарлеме или Северном Бруклине.
Несколько более сомнительными казались мне рассказы о надзирательницах, предлагавших себя за деньги. На остров Райкерс довольно легко проникала любая контрабанда, и некоторые «крутые» заключенные действительно держали в хитрых тайниках 50- и 100-долларовые купюры, а иногда даже золотые кольца и часы. Но с учетом относительно высоких зарплат городской тюремной охраны (50–60 тысяч долларов в год) маловероятно, чтобы какая-нибудь надзирательница решилась на такой опасный приработок. Скорее бы она занялась контрабандой наркотиков: на них наживалось довольно много надзирателей обоего пола. Правда, время от времени кого-то из них ловили. Так что истории о том, как «две мусорши-сучки», работавшие в ночную смену, пробирались втихую в камеры состоятельных арестантов, можно наверняка отнести к разряду небылиц.
Самое удивительное, что эти байки перекочевывают и в тюрьмы, подчиненные администрации штата. А там между надзирателями, выходцами из белых городков, и заключенными, в большинстве своем неграми и латиноамериканцами из нью-йоркских гетто, огромный культурный барьер, и ни о каких «неуставных» отношениях и речи быть не может. До некоторых зеков это не сразу доходит. Они околачиваются почем зря рядом с постом охраны, дожидаясь, когда заступит на дежурство приглянувшаяся им надзирательница. Хорошо еще, если эти незадачливые обожатели ограничиваются умильными взглядами или не в меру частыми вопросами о настроении и самочувствии, воспринимаемыми в США как формальность. Но иные горе-влюбленные незаметно для себя становятся чересчур назойливыми и потом долго удивляются, почему же их отправили в карцер и бьют там.
В тюрьме «Фишкилл» был случай, когда заключенный-психопат бросился на надзирательницу, проводившую ночной обход барака, и попытался ее изнасиловать. Все произошло настолько быстро, что женщина не успела даже «выдернуть чеку» — специальное кольцо надзирательской рации, с помощью которого вызывают подмогу. Психа стащили с нее сами зеки, опасаясь, очевидно, повального избиения всего блока тюремным спецназом или обвинений в соучастии. Кто-то, может, и о досрочном освобождении подумывал. Что стало с несчастным безумцем, я не знаю: вообще, за такое гарантирован новый срок, да еще и калекой могут оставить «в порядке самозащиты».
После этого инцидента в Фишкиллской тюрьме запретили показ видеофильмов с эротическими сценами. Реакция вполне типичная: точно так же из блоков убрали тостеры, после того как кто-то во время драки на кухне схватил тостер за шнур и начал им орудовать, как кистенем. У многих надзирательниц развилась паранойя: в самых невинных действиях заключенных они начали видеть сексуальную подоплеку и принимать карательные меры.
Моего знакомого грузина одна такая особа чуть было не отправила в карцер лишь за то, что он ночью в душном бараке сбросил во сне одеяло, открыв для обозрения свои расстегнутые подштанники. Хорошо еще, что за него заступился второй надзиратель, мужчина. Другому нашему соотечественнику, москвичу, повезло меньше: его на 30 дней лишили прогулок и ларька за то, что он в одних трусах поднялся с койки получить письма, которые в тот день разносила женщина. Один пуэрториканец попался на том, что за спиной тюремщицы сочно выразился на испанском по поводу ее прелестей. Оказалось, что надзирательница изучала в школе испанский язык и, видимо, знала достаточно, чтобы понять, что говорится и о каких частях тела.
Полагаться на языковый барьер вообще рискованно. В тюрьме строгого режима «Грин Хэйвен» двое русских арестантов озабоченно обсуждали в присутствии надзирательницы, как надежнее спрятать в подсобке для электриков только что с большим риском изготовленный самогонный аппарат. На следующее утро аппарат из подсобки исчез: тюремщица была польского происхождения и сразу смекнула, какую именно «машину» они имели в виду.
Женщины в нью-йоркских тюрьмах не обязательно носят серую надзирательскую форму. В тюремных коридорах часто можно встретить их в вольной одежде. Это административные работники, учительницы, продавщицы ларьков, медицинский персонал — «вольняшки». Каждую заключенные провожают долгими скоромными взглядами. Обмениваться комментариями начинают лишь после того, как объект их тайных вожделений отойдет на значительное расстояние. За непристойный возглас или откровенный жест в сторону тюремной сотрудницы наказывают еще суровее, чем за приставание к надзирательнице. Вероятно, тюремные власти опасаются, что оскорбленные и перепуганные «вольные» могут возбудить многомиллионный иск против департамента исправительных учреждений — за отсутствие бдительности в отношении сексуальных домогательств.
В жилом блоке «М» тюрьмы «Фишкилл» сидел заключенный-неф по фамилии Стюарт. Этот однофамилец шотландских королей некоторое время спал в соседнем с моим отсеке и доводил меня порой до умопомрачения ночными разговорами и пререканиями с самим собой. Конечно, не я один знал о его помешательстве: господин Стюарт еще любил разгуливать по умывальной комнате в чем мать родила, иногда для разнообразия надевая на руки белые носки. Для меня было загадкой, почему его не поместили в специальный психиатрический блок. Старожилы объясняли, что Стюарт каждую неделю посещал тюремного психиатра, пожилую женщину китайского происхождения. Китаянка прописывала ему лекарства и этим ограничивалась, очевидно, считая безумие Стюарта неопасным для окружающих. Жизнь, впрочем, скоро поставила все на свои места.
