Сергей Мацапура - Товарищ сержант
Не знаю уж, сколько километров прошли, когда впереди, у обочины дороги, я заметил мелькнувший дважды свет — вроде бы луч карманного фонарика. Примечаю место, сбавляю скорость, заставляю двигатель работать с подвыванием — под немецкий. Докладываю о замеченном лейтенанту Погорелову. Он приказывает:
— Сильных, Гришпун — приготовиться!
Сильных, как и Погорелов, знает немецкий язык в пределах элементарного разговора, Гришпун — отлично.
Подъезжаем к кустарнику. Близ него на снегу смутно вырисовываются фигуры людей. Они одеты в белые маскировочные костюмы. Двое идут к нам, но за кустами еще кто-то. Окликаю негромко с картавинкой, под шум работающего мотора:
— Камрад, их волен раухен! (Товарищ, хочу закурить!)
Один из них сует мне в люк зажигалку, чиркает ею. Закуриваю. Он что-то быстро спрашивает. Понимаю только: «Рус панцер» (Русские танки). За меня отвечает Гришпун. От куста подходят еще двое. Гришпун, продолжая громко говорить, выбирается наружу через верхний люк. За ним — лейтенант Погорелов и радист Сильных. Да и у меня пистолет уже в руке.
И наши и фашисты стоят кружком, Гришпун говорит за троих, из люка на броню вылезают еще двое десантников. Что-то смутило фашистов, хотя танковые шлемы и комбинезоны что у нас, что у них — одинаковые, десантники тоже были в трофейных маскировочных костюмах. Один из фашистов вдруг схватился за автомат, лейтенант Погорелов придержал его руки. Короткая схватка — и все четверо гитлеровцев уже лежат на снегу. Слышно, как под кустом зуммерит полевой телефон. Рядом с телефоном стоит и ящик радиостанции. Гришпун снимает трубку телефона, что-то коротко отвечает. Ботом десантники обрезают провод, разбивают радиостанцию.
Подъезжают другие машины. Старший лейтенант Аматуни и лейтенант Погорелов рассматривают карту. Примерно в двух километрах впереди Т-образный перекресток. Комбат предупреждал, что здесь противник должен выставить сильное охранение. За перекрестком, в 4–5 километрах, предместье Иновроцлава.
Идем к городу. Снег все падает. Это и хорошо, и плохо. Снижает видимость не только противнику, но и нам. Но у нас преимущество нападающей стороны. Поворот дороги, еще поворот, подъем. Вижу Т-образный перекресток. На нем в 15–20 метрах друг от друга стоят три немецких средних танка, каждый развернут пушкой на свою дорогу. Экипажей не видно — сидят в машинах. Лейтенант Погорелов докладывает ротному, тот по радио в батальон. Получаем распоряжение: «Действуйте по обстановке, поменьше шума».
До перекрестка метров сто. Проходим половину расстояния, моторы фашистских танков не работают, башни неподвижны. Экипажи спят или пьяны? А может, и то и другое вместе? Спрашиваю Погорелова:
— Разрешите таран?
— Давай! — отвечает он. — Не отбей «ленивец».
Я уже говорил, что «ленивец» — самое уязвимое место танка, когда валишь даже обычные деревья. А при таране, когда бьешь вражеский танк, тем более. Конечно, и лишившись «ленивца», танк останется на ходу. Но придется выбросить несколько траков из гусеницы, перетянуть ее. В результате резко упадут и скорость машины, и ее маневренные возможности.
Говорю ребятам:
— Держитесь крепко, не то шишки набьете.
К первому танку подхожу сзади, сбоку, на самой низкой, первой скорости. Поддеваю его лобовой броней, переворачиваю. Хотел так же ударить и второй, но помешал глубокий кювет. Пришлось бить сильно, прямо в борт. От удара с немецкого танка сорвало башню. Разворачиваюсь к третьему, спешу, потому что грохот и скрежет двух таранов подряд и мертвого разбудят. В спешке ошибаюсь. Танк мой левой гусеницей заскакивает на вражескую машину, гнет ее пушку, скользит с большим креном на одной правой гусенице и едва не переворачивается сам.
Торможу. Выбираемся из люка. Десантники бегут к вражеским машинам, я осматриваю ходовую часть своей. Так и есть: лопнул бандаж на левом первом катке. Ну с такой неисправностью воевать еще можно.
Подъехали другие наши танки. Десантники волокут фашиста из машины, у которой сбита башня. Он оглушен, но помаленьку приходит в себя. Старший лейтенант Аматуни с помощью Гришпуна допрашивает пленного. Он отвечает, что экипажи держали связь по радио и телефону с дозором (с тем, который мы сняли). Под броней с заглушенным мотором стало холодно. Выпили для согрева и задремали.
Командир роты связывается с батальоном. Получает приказ: «Быстро к городу. Задача прежняя». Старший лейтенант Аматуни пересаживается в нашу машину. Идем к Иновроцлаву на четвертой скорости, машина от машины в 100–120 метрах. Это на случай, если головная попадет в огневую засаду.
Отделявшие нас от Иновроцлава четыре-пять километров проскакиваем за несколько минут. Мелькают домики пригородного поселка, на выходе из него танки вынуждены остановиться. Противник ведет по дороге сильный огонь. Кто поставил фашистов в известность о нашем приближении, не знаю, но факт остается фактом: встретили так, словно ждали.
От городского вокзала бьют танковые пушки, справа, с окраины, — артиллерийская батарея. Фашисты пытаются контратаковать, пускают танки. Типичный ночной бой. И мы, и они ведем перестрелку, целясь по вспышкам орудийного огня. Вижу впереди язычки пламени. Они пляшут по контуру вражеского танка. Он стоит поперек дороги, закупорив ее. Добиваем этот танк. Гул двигателей других машин удаляется. Контратака отбита, однако артиллерийский огонь не стихает.
Старший лейтенант Аматуни приказывает Матвееву, Михееву и Пилипенко рассредоточиться левее дороги и оттянуть на себя огонь противотанковой батареи. Наша машина сворачивает вправо. Ищем обозначенную на карте лощину. Она должна вывести нас к окраине города, в тыл вражеской батарее.
Угадываю лощину по кустикам, ее обрамляющим. Спуск крутой, лощина глубокая. Это хорошо — высокие откосы скрадывают шум двигателя. Лейтенант Погорелов, приоткрыв верхний люк, «выслушивает» батарею.
— Слева! — кричит он мне.
Подъем из лощины пологий. Метрах в ста левее и сзади нас вспышки озаряют ведущие огонь орудия. Мчимся к ним. Вижу, как суетятся гитлеровцы, разворачивая пушки стволами в нашу сторону. Одну все-таки успели развернуть и выстрелить. Снаряд срикошетировал о башню, снопы искр осветили танк изнутри. И тут же пушка оказалась под гусеницами танка.
Разделавшись с фашистской батареей, все четыре машины двинулись к центру города. Построились ромбом. Головной танк вел пушечно-пулеметный огонь вдоль улицы, правый — по нижним этажам и подвалам левой стороны улицы, левый танк, наоборот, — по правой ее стороне. Как бы наперекрест. Замыкающий танк развернул башню стволом назад. Десантники снова забрались на броню и вели наблюдение, а когда было необходимо, били из автоматов по подворотням и подвалам, уничтожая засевших там фаустников. Гитлеровцы, вооруженные фаустпатронами, были чрезвычайно опасны для нас в тесноте городских улиц.
