Борис Ельцин - Записки президента
На улицах — люди с радиоприёмниками. Первая независимая радиостанция «Эхо Москвы» даёт в эфир всю имеющуюся у журналистов информацию о том, что происходит, какие-то обрывки противоречивых слухов о событиях в высших сферах власти, сводки из Белого дома… Вокруг приёмников уже другая обстановка. Здесь собираются не просто любопытные — а встревоженные, взволнованные москвичи. Толпы циркулируют: с окраин в центр, посмотреть на танки, оттуда уже прямиком к Белому дому. Во многих местах Москвы прекращено автомобильное движение.
На Центральном телеграфе не работает международная и междугородная связь, сам телеграф занят взводом Таманской дивизии.
Московские деловые круги сделали заявление, осуждающее переворот. На всех биржах прекращены операции.
Постановление № 2 ГКЧП «О выпуске центральных, московских, городских и областных газет». Приостановлен выпуск всей прессы, кроме нескольких центральных изданий, которые должны сообщать своим читателям официальную, успокаивающую информацию. В редакции этих газет — «Правды», «Известий», «Труда», «Советской России» — явились представители ГКЧП и высказали желание «ознакомиться» с содержанием завтрашних газетных полос.
На мосту напротив Белого дома люди остановили движение бронетехники. Калининский проспект также перегорожен троллейбусами, как и Садовое кольцо. Люди ложатся под танки. Вставляют железные ломы в гусеницы остановившейся техники. Напуганные боевые экипажи не получают по рации никаких приказов, кроме одного: «Сохранять спокойствие».
Ещё один очаг напряжения — на Манежной, непосредственно перед Красной площадью и Кремлём. Вдоль Манежа выстроились танки, БТРы, солдаты с автоматами. Они оттесняют толпу с Манежной площади. Столкнулись два БТРа, выскочившие на площадь с улицы Герцена. БТРы и у Большого театра.
Вышел указ Янаева о чрезвычайном положении в Москве. Это означает введение комендантского часа.
Все ждут пресс-конференцию ГКЧП.
Эти сообщения непрерывным потоком поступали в Белый дом. Не знаю, как скоро гэкачеписты поняли характер событий, происходящих в столице. Думаю, что не сразу. Но если бы они осознали все это раньше, развитие путча, возможно, пошло бы по более крутому сценарию.
Боевая техника, хлынувшая в город, не «успокоила», не заморозила, не парализовала обстановку, а, напротив, заставила вспыхнуть народное возмущение.
К вечеру этого дня оно выльется в организацию стихийной обороны Белого дома. А пока возводят баррикады, толкают руками пустые троллейбусы, пригоняют грузовики, произносят речи, обрушивают шквал сообщений на редакции газет, на радио.
Видимо, у русских связан с Москвой какой-то особый комплекс. Её постоянно ругают, поносят, но при этом очень любят. Угроза безопасности Москвы всеми была воспринята как угроза именно национальной, российской безопасности. Как попытка замахнуться на какую-то национальную святыню. В умах людей, нормально думающих и чувствующих, в тот день произошла как бы личная национально-освободительная
революция. Советская империя окончательно отделилась от образа Родины. Россия — от СССР. Особенно это касается офицеров и солдат, для которых этот день стал тяжелейшим моральным испытанием.
Люди прекрасно понимали, что «скинули Горбачёва». И в общем-то эта информация вызывала противоречивые мнения. Неудавшиеся реформы генсека, его длинные и не очень внятные речи многим уже надоели. Значительное количество людей выступало за твёрдую власть, часть общества была недовольна нестабильностью и неуверенностью, которую принесла демократизация.
На этом и строился расчёт аналитиков КГБ, разрабатывавших сценарий путча.
В таких острых неоднозначных ситуациях большую роль играют вроде бы второстепенные детали, психологический фактор.
У ГКЧП не было не только «внутреннего» лидера, о чем я уже говорил выше, но и, на худой конец, «внешнего», «представительского». Фигура самого Крючкова вызывала мрачные ассоциации со сталинскими репрессиями. Маршал Язов на гражданскую роль не годился. Павлов за короткое время осточертел народу непопулярными мерами — жестоким обменом купюр и ценовой реформой. Хитрый и лицемерный Лукьянов тоже не вызывал положительных эмоций — слишком холодная, расчётливая личность.
…Возможно, на роль «первого лица» надо было выдвинуть какую-то новую для людей фигуру, например, Бакланова. Но путчисты, побоявшись нарушить конституцию, выпихнули вперёд вице-президента Янаева, надеясь на его напор и самоуверенность. Понадеялись зря.
При всем сложном отношении к Горбачёву, неопределённость его судьбы за один час сумела поднять рейтинг президента больше, чем за все годы реформ. Президент СССР превратился в глазах народа в невинную (возможно, уже и «невинно убиенную») жертву.
И, наконец, всех разозлили танки и бронетехника, бестолково и неуклюже перемещавшиеся по Москве. Боевая техника, стоявшая на улицах, как говорится, «для мебели», вызвала гневный протест людей. Социальная база чрезвычайного положения убывала с каждой минутой.
Ещё одной причиной фиаско гэкачепистов, несомненно, была коллективная ответственность, а вернее, безответственность за происходящие события.
Ночное сборище в Кремле накануне имело бы смысл, если бы Горбачёва смогли заставить «отречься от престола», официально сложить с себя полномочия президента. Но, поскольку делегация вернулась из Крыма ни с чем (что можно было предположить заранее), сбор всех высших руководителей страны, многие из которых экстренно были вызваны из домов отдыха и санаториев, имел совершенно другой подтекст. Его смыслом стала круговая порука, оглядка на соседа. Осторожная согласованность всех действий. И как следствие — отсутствие мотора, «центра нападения» в команде заговорщиков.
ГКЧП действовал по старой, проверенной схеме брежневского (а не горбачевского) Политбюро ЦК КПСС — номинальный представительский лидер, реально сильные теневые фигуры, сложная закулисная борьба.
Отсутствие «автора», безличность решений ГКЧП по идее должны были, как в застойные годы, внушить населению священный трепет, восприниматься как железная воля судьбы. Но за годы горбачевской перестройки многое в народной психологии изменилось. Люди привыкли к тому, что у нас появились личности. В том числе личность руководителя. Плохая ли, хорошая, но — личность. И не одна. Вокруг Горбачёва возникло достаточно много ярких фигур.
«Коллективность» принимаемых решений, «брежневский» стиль работы — группка высших начальников принимает решения, а ретивые исполнители их исполняют — сослужили Крючкову и его товарищам худую службу.
