Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме.
Склад извергал новые и новые взрывы, разбрасывая красные, белые и оранжевые вспышки во всех направлениях. Повсюду летали раскалённые докрасна железки, осколки и трассеры. Светящиеся миномётные и артиллерийские снаряды взлетали к небу, а затем медленно скользили обратно к земле, где взрывались от удара. Временами столько всего взрывалось одновременно, что нельзя было различить отдельные взрывы, они сливались в непрерывный раскатистый рёв. Как если бы кто-то собрал все серии «Победы на море»[76] на одной бобине и крутил их всю ночь.
Я чувствовал себя в безопасности. По моей оценке, мы находились примерно в километре, так что ничего опасного не могло долететь до нас, если только Бог в тот день не был особенно раздражителен. Кроме того, всякий ВК, имеющий в мозгу хотя бы одно полушарие, сейчас драпал со всех сил подальше от этого места, никоим образом не желая с нами встречаться. Непрерывное многоцветное световое шоу из взрывов и вторичных взрывов стало лучшим фейерверком, что можно себе вообразить. Жаль, что день был не четвёртое июля и ансамбль не играл марши Джона Филипа Сусы[77].
На следующее утро мы возвратились под звуки непрекращающихся взрывов, потому что пожар на складе обуздать не удалось. Уже сильно после обеда он начал утихать и постепенно догорел. Газета «Старз энд страйпс» сообщила, что огонь поглотил несколько грузовиков и небольших ангаров. Одного джи-ай сбросило с койки и он сломал себе руку. Сообщалось, что погибло «сотни тонн взрывчатки». По мнению газеты, это был «крупнейший склад боеприпасов в мире». Теперь он превратился в угольную яму.
Утренний патруль силами отделения результатов не дал. Мы обыскивали территорию вокруг Лонг Бинь в поисках входа в туннель. Все знали, что эти пидоры умеют рыть, как кроты, и что они могли использовать туннель, чтобы провернуть свой номер со складом. Я лично в этом сомневался и придерживался мнения, что у них нашлись помощники внутри лагеря. Это выглядело логичнее и проще.
Днём мы поменялись местами с других отделением. Они вышли на ещё одно безрезультатное патрулирование, а мы охраняли периметр. Когда спустились сумерки, мы опять вышли в засаду, прямо рядом с тем местом, где были предыдущей ночью. Мы даже толком не расположились, как Хьюиш, идущий замыкающим, заметил двух ВК примерно в пятидесяти метрах справа. Они тоже заметили его, и обе стороны бросились на землю, не сделав ни одного выстрела. Было принято решение проползти в близлежащие заросли и устроить засаду там, если ВК потом будут возвращаться этой дорогой. Мы ждали.
Из-за двух хьюишевых гуков я начал нервничать. Ни с того ни сего оказалось, что мои личные жетоны, висящие у меня на шее, звенят, как огромный китайский гонг. Я снял их и повесил на ближайшее дерево, чтобы они не сигналили врагу при каждом моём движении. У всех тыловых парней на краях жетонов были резиновые окантовки, которые глушили металлический звон. Мы в поле таких не получили. Некоторые, чтобы избежать шума, сматывали жетоны липкой лентой вместе. Сняв жетоны, следующим движением я отстегнул слезоточивую гранату от жилета и прицепил её спереди к куртке. Жетоны я раньше я не снимал, но гранату перевешивал каждый раз, когда в засаде чувствовал нервную дрожь, а так было примерно четверть всего времени. Если бы мы попали под жестокий обстрел, и пришлось бы спасать жизнь бегством, мой план состоял в том, чтобы распылять газ за собой на бегу. При удачном раскладе враги закашляются, и снизят скорость, преследуя меня. Так или иначе, мои телодвижения той ночью не пригодились, и солнце встало без происшествий.
Когда утром мы уходили, я забыл про свои жетоны и безо всякого умысла оставил их на ветке. Потеря меня совершенно не тронула, и я никогда не пытался их восстановить. Подсознательно я, возможно, сам хотел их лишиться, и в какой-то степени обрадовался, когда это произошло. Я уже устал слушать историю о том, что если вас убьют, то какой-нибудь мудак в похоронной службе вставит вам одну из этих маленьких стальных пластинок между верхними передними зубами и треснет вам по челюсти, чтобы вклинить жетон между зубов. Так делали, чтобы навсегда гарантировать точное опознание тела. История утверждала, что так делали во Вторую Мировую, так делали в Корее, и продолжают эту славную традицию во Вьетнаме. Я не знал, правда это, или очередная легенда джунглей. Это звучало настолько отвратительно, что я был уверен, что мне будет больно, даже если я уже буду мертв. Честное слово, я скорее дал бы заклеймить себя калёным железом для идентификации, чем подвергнуться процедуре с жетоном в зубах. Кроме имени, личного номера, вероисповедания и рода войск, на жетонах указывалась группа крови. На моих первых жетонах с начального курса подготовки обозначалась группа крови А+. Когда я их потерял во время дополнительного курса и затем восстановил, меня таинственным образом перенесли в А-. Если бы я восстановил жетоны, находясь за океаном, трудно было представить, до чего я бы опустился, наверное, до обезьяньей крови.
В ротном клубе в Лай Кхе было радио, на котором время от времени ловили «Ханойскую Ханну». Она говорила по-английски и с гордостью рассказывала нам, каким пехотным частям в этот раз надрали зад, сколько сбито вертолётов и какие авианосцы бороздят воды у Станции Янки и Станции Дикси[78] близ побережья Вьетнама. Она также объявляла, сколько американских военнослужащих погибло на предыдущей неделе. Иногда она даже называла несколько имён. Я думал, что было бы необычайно круто, если бы они нашли мои жетоны и потом объявили бы меня по радио убитым в бою. Я слушал, но, конечно, этого так и не произошло.
Командование было очень уязвлено своим фиаско со складом боеприпасов и потребовало от нас вывесить на крепостной стене несколько местных ВК, что означало патрули силами отделения с утра, патрули силами отделения днём, и засады силами отделения вечером. Это начинало надоедать. Сегодня официальные армейские любители слухов, разведслужба G-2, прибыли проинформировать нас, что ВК планируют взорвать стоящую неподалёку семиярусную высоковольтную вышку. Через неё в Лонг Бинь подавалось высокое напряжение, и она должна была стать первостепенной мишенью. Около полудня мы вышли к вышке и разведали места для хорошей ночной засады.
Остаток дня мы просидели вместе со всей ротой в месте нашего расположения в Лонг Бинь. Во время отдыха меня вдруг охватило предчувствие обречённости. Это было не обычное волнение или нервная дрожь, случающиеся иногда приступы общей нервозности, которые мы все испытывали тогда и впоследствии. Это было зловещее предчувствие. Я был искренне убеждён, что ВК придут той ночью. Должно было случиться что-то плохое. Я мог погибнуть в этой вылазке. Предчувствие было столь сильным, что не обращать на него внимания я не мог. Я боялся. Я не хотел идти, но был обязан. Я чувствовал беспокойство весь остаток дня и в начале патрулирования. Этот случай оказался моим единственным предчувствием собственной смерти за все проведённое во Вьетнаме время. Я благодарен судьбе за это.
