Павел Огурцов - Конспект
В день рассмотрения проекта пришли оба его автора, и мы с Сабуровым узнали в Дзюбе охотника, которого встретили на развалинах завода. И он нас узнал. Действительно, Борис Иванович произвел впечатление умного и симпатичного человека. Орлов приехал еще с кем-то. С Дзюбой они встретились как старые приятели, и Орлов попенял ему за проект театра. Дзюба поднял руки и потряс ими, растопырив пальцы.
– Нет, нет, нет… Я отвечаю только за конструкции, за архитектуру – Юрий Викторович.
Рассмотрение состоялось в большой комнате облкоммунхоза с длинным столом посередине. Народу было много, двое – в форме: от пожарной инспекции и МПВО. Из знакомых – санитарные врачи и Муленко. Докладывал Лущинский. Я вел протокол. В памяти сохранилось очень мало: фраза Лущинского – «Об архитектуре говорить нечего: фасады очень даже прекрасные» и то, как Орлов мягко и вежливо не оставил от проекта камня на камне. Проект отклонили.
В горисполкоме новый председатель – Владимир Владимирович Скрябин. Представительный, с большим лбом, пристальным взглядом, кирпичного цвета лицом и почти всегда с трубкой, на конце которой – голова черта со вспыхивающими красными глазами. Беловол – первый заместитель. Есть и еще один – Илья Миронович Кострубов, офицер, служивший в войске польском, высокий красивый брюнет с правильными чертами лица. Кто будет заниматься нашими вопросами? Это беспокоило, но недолго: наши дела остались в ведении Беловола.
На заседаниях горисполкома по-прежнему докладываю наши вопросы и предложения, иногда присутствую при рассмотрении и других дел. Скрябин быстро схватывает суть и не дает говорить лишнее. Замечания и возражения, в том числе и к своим предложениям, слушает внимательно и спокойно, иногда соглашается, иногда – нет, иногда предлагает обсудить, иногда – отложить решение. На слабо подготовленные вопросы, необоснованные предложения и нелепые высказывания (сколько их пришлось слышать!) отвечает насмешливыми репликами, порой резкими и язвительными. В приемной в ожидании своей очереди сидят приглашенные, и видно, что некоторые из них волнуются. Ко мне Скрябин вначале присматривался, но вскоре я почувствовал, что он относится ко мне доброжелательно и почему-то часто, когда я говорю, улыбается.
С Беловолом и Скрябиным работалось легко. Кострубов в присутствии начальства держал себя скромно, с подчиненными – развязно, со мной – осторожно. Было заметно, что он часто рисуется, как Орехов в нашем институте.
По работе и в исполкоме встречался с Черняковой, уже как со старой знакомой, и говорили мы не только о деле, но и о том, о сем. Наладились контакты с пожарной инспекцией и симпатичным молодым лейтенантом МПВО.
Беловол, узнав, что уже есть положение о главном архитекторе города, заходил с ним познакомиться. В другой раз, возвращая положение, он меня задержал.
– Идите к нам главным архитектором.
Я отказался, сославшись на положение: требуется стаж проектной работы не менее пяти лет.
– Это формальность. Ну, назначим вас исполняющим обязанности. Дело у вас пойдет, и мы договоримся с Управлением по делам архитектуры.
– Но ведь вернется же Еселевич! Идти на место живого человека? Вы против него что-нибудь имеете?
– Ничего я не имею ни за, ни против. Я его не знаю. Видел пару раз. Да и когда он вернется из Омска?
– Он в Омске?
– Да, я наводил справки. Он эвакуировался с восемнадцатым заводом. От завода уже приезжали – он там и работает. Скоро год, как город освобожден, мог бы и сообщить о себе. А вас мы знаем.
– Георгий Никитич! Не за горами будет у нас проектная организация, местная. Я пойду туда работать. Я и согласился ехать сюда на этом условии. Вот, говорю вам откровенно.
– Ну, если так… А жаль! Вы нам подходите.
– А я и так фактически работаю у вас.
– Далеко не в полном объеме. Инспекция архитектурно-строительного контроля, геодезическая служба, индивидуальное строительство, которым сейчас занимается горкоммунхоз и плохо занимается, торговые павильоны и другие, как вы говорите, малые формы – сами видите, в каком они состоянии. Конечно, один человек со всем этим не справится, но ведь у главного архитектора будет штат. Штат подобрать можно, а где взять архитектора? И не каждый подойдет на эту должность.
Возвращаясь от Беловола, думал: застройка города – дело увлекательное, но инспекция, прием индивидуальных застройщиков… нет, это не по мне. Вот и еще одна причина, чтобы не соглашаться. О разговоре с Беловолом рассказал Лене при Корочанской. Вера удивилась моему отказу.
– Была бы я членом партии – была бы уже и главным архитектором города.
При случае рассказал и Сабурову.
– Я этого ждал. Беловол спрашивал у меня – как я отнесусь к тому, чтобы назначить вас главным архитектором города. Я ему сказал, что возражать не буду, и эта работа вам по плечу, но что вряд ли вы на это согласитесь, так как стремитесь к проектной работе.
– А мне об этом не сказали.
– А зачем? А если бы Беловол передумал? Вам было бы неприятно.
Кажется, с помощью сотрудниц облкоммунхоза Лена нашла хорошую комнату. Недалеко от работы, на той же улице, чуть ближе к Днепру. Дом – в глубине участка, перед ним – садик. Высокие комнаты, наша – большая, светлая, с хорошей мебелью и белыми изразцами голландской печи. Может быть, этой удаче помогли вдруг распространившиеся слухи о предстоящем уплотнении, включая индивидуальные дома. Приветливая хозяйка не чета прежней. Хозяин – добродушный толстячок лет шестидесяти. Почему-то мы с Леной таким представляли себе грека «по кондитерской части» из чеховской «Свадьбы». Звали его Тарас Платонович, но между собой мы называли его – Тарантас Платонович, и нам казалось, что такое имя ему больше подходит.
Еще не начался рабочий день, – к Сабурову подошла Антонина Ивановна, они пошептались, вышли и вскоре вернулись.
– Квартира? – тихо спросил я Сабурова.
– Э-э… На эту тему говорить не будем, – улыбаясь, ответил Сабуров.
Возвращаемся компанией с обеда, и одновременно к нам заходит солидная дама. Под ее солидностью я имею в виду не фигуру, а манеру держаться – без суетливости, с чувством собственного достоинства и еще чем-то неуловимым, что вместе и составляет солидность, но без намека на важничанье. Возраст определить не берусь, но, по-видимому, немного старше Сабурова. Мария Яковлевна Комарова, архитектор. Работает в филиале Киевского института, пришла согласовать проект восстановления небольшого дома с надстройкой этажа. Проект выполнен квалифицированно, тщательно проработаны карниз и детали фасадов, чувствуется хорошая школа. Разговорились. До войны в мастерской Желтовского, приехала с мужем – он гидростроитель и получил сюда назначение. В ее разговоре заметны особенности, не вяжущиеся с солидностью: говорит громко, как профессиональные преподаватели, и часто без видимой причины начинает смеяться и сразу смех обрывает. Но этот короткий смешок не только не удивляет или раздражает, но и не кажется неуместным. В штампах – и подписи Лущинского.
