Франсуа Тайяндье - Бальзак
В то же время вызывает удивление сама их любовная история, пережитая в основном в письмах. Она длилась 19 лет, в течение которых они встретились не более пяти или шести раз, и промежутки между встречами составляли иногда до семи лет. Что это за любовь, которая обходится без физического присутствия, без моментов близости в продолжение семи лет?
И всё же в этой истории было что-то, что устраивало обоих. Их связь была чем-то вроде душевного дополнения к их повседневной жизни — дополнения наполовину фиктивного, тогда как реальная жизнь шла своим чередом. К тому же отношение Бальзака к любви вообще было двойственным. С одной стороны, он загорался страстью в своих тщетных поисках идеальной женщины, но при этом как мужчина всегда был не прочь испытать какое-нибудь лёгкое приключение. По-видимому, в отношении любви у него не было никаких иллюзий, как будто романист и мужчина были в нём каждый сам по себе. Творчество Бальзака совсем не «романтично» — в сентиментальном смысле этого слова. В нём описаны все стороны любви и сексуальности от странной сексуальной ущербности Антуанетты де Наварен до чувственной науки куртизанок и разнузданности Дианы Дюксель, которая коллекционировала любовников. Ранее мы уже упоминали странный сюжет «Златовласки», где куртизанка влюбляется одновременно в сводного брата и в сводную сестру. В других произведениях он отдаёт дань сексуальным фантазиям, их крайностям, подчас парадоксам. Так, в «Массимиле Донни» он затрагивает довольно специфическую тему: противодействие душевного чувства зову плоти. Герой выказывает мужское бессилие перед женщиной, которую любит. Дело доходит до того, что его возлюбленная выдаёт себя за девицу лёгкого поведения, чтобы помочь любовнику преодолеть возникшее затруднение.
Есть у Бальзака и описания проявлений гомосексуальности, как мужской, так и женской, и даже зоофилии («Страсть в пустыне»). Словом, менее всего он в этом был похож на человека малоискушённого. Его творчество раскрывает подноготную всего, что он наблюдал. В отношении секса и любви у него не было предрассудков. Он видел в них часть реальной жизни, верёвочки, с помощью которых можно управлять людьми — марионетками. Он не испытывал никакой потребности привносить в них лирику. Что касается сильных страстей и глубоких чувств, то в его романах они, как правило, ведут героев к жестокому отрезвлению или даже катастрофе. Беззаветная, идеальная любовь, вроде той, что наивная Евгения Гранде испытывала к своему кузену Шарлю, в большинстве случаев оказывается сладкой иллюзией, которая не выдерживает столкновения с такими реальностями, как женитьба ради денег. Мужчины у Бальзака, ища удовольствий, встречаются с содержанками и стараются завоевать любовниц преимущественно из блестящих светских дам. К старости они превращаются в сластолюбцев. В 20 лет идеалист, в зрелом возрасте циник, к концу жизни старый хряк. Семейная жизнь? Это стойло, которое может быть покойным, даже уютным, но в нём нет места сентиментальным порывам. Такой урок можно извлечь из его «Воспоминаний молодых жён».
* * *После встречи Бальзака с Евой Ганской жизнь его стала, можно сказать, однообразной в том смысле, что происходившее вокруг ничего в ней не меняло. То была очень наполненная, даже утомительная жизнь, но ограниченная несколькими простыми обстоятельствами. Он мечтал жить с Эвелиной, но приходилось ждать, когда она станет вдовой. К тому же, чтобы быть достойным её и в нужный момент предложить ей тот образ жизни, которого она заслуживала, ему надо было избавиться от долгов. Он не сомневался, что после этого его писательский труд принесет ему богатство и славу.
«У каждого наступает возраст, когда от жизни остаётся только привычка, которой следуют, предпочитая то или иное окружение, — говорил его Гобсек, — и тогда счастье состоит в применении наших способностей к обстоятельствам». Изречение старого ростовщика во многом подходит к последним пятнадцати годам жизни самого Бальзака. В них были Ева, постоянная нехватка денег, романы, которые требовалось написать к сроку, кредиторы, которых приходилось кормить обещаниями или бегать от них. Больше ничего из ряда вон выходящего за всё это время с ним не происходило. С одной стороны — мечты о состоянии, о блестящей женитьбе, о солидном и прочном общественном положении. С другой — реальная повседневность, беспрерывный труд, правка гранок, договоры на книги, борьба за театральные постановки, за благоприятные отзывы в печати, за выгодные издания.
Друзья и современники по-разному описывали Бальзака той поры. То он в весёлом расположении духа с нарочитым шиком играет роль денди. Многие говорили о его дурном вкусе, поминали его знаменитую трость с набалдашником, инкрустированным бирюзой, которая обошлась ему в 700 франков, его костюмы от Бисона, самого модного парижского портного тех лет. В таком наряде он был похож на расписное пасхальное яйцо. Он любил пустить пыль в глаза, полагая, что для того, чтобы общество тебя признало, не следует выглядеть человеком, стеснённым в средствах. Такой довольный жизнью, радушный, полный разнообразных замыслов Бальзак охотно общался с друзьями, слыл замечательным сотрапезником, мог за один присест управиться с сотней устриц и четырьмя бутылками вина, после чего был способен, удалившись в свой кабинет, писать два или три часа кряду.
Но помнят его и совсем другим — обременённым заботами и похожим на человека опустившегося. Книготорговец и издатель Верде, опубликовавший немалое число его произведений, пишет, как однажды видел Бальзака, прогуливавшегося по Парижу в темно-буром пальто, небрежно надетых чулках, в стоптанных ботинках, помятой шляпе, с многодневной щетиной. Большую известность получил его рабочий костюм — монашеский балахон из белой фланели, подпоясанный верёвкой. Во всём, что относилось к работе, он был маниакально аккуратен. Перья, его монашеское облачение, стопки бумаги — всё у него было в безупречном порядке и на положенном месте. Словом, он был попеременно то монахом, то франтом и гурманом, жил крайностями. Было в нём что-то от Рабле — писателя, занимавшего почётное место в его собственном литературном пантеоне.
Всех поражала творческая мощь, исходившая от этого невысокого, заметно полнеющего человека. Впрочем, полнота была ему к лицу Громкий смех, простодушие, даже недостаток чувства меры уживались в нём с надёжностью крестьянина его родной Турени. Он был французом с берегов Луары. Тому, кто знаком с той местностью, это говорит о многом. Французская литература, сосредоточенная в Париже, где авторы искали и находили успех и славу, непрестанно подпитывалась провинцией. Провинциалы Рабле, Корнель, Дидро приезжали в столицу, чтобы получить свою долю почестей наряду с коренными парижанами Мольером, Вольтером, Анатолем Франсом. Без этого первоначального, полученного им от рождения субстрата, который уравновешивал его романтические грёзы и даже финансовые трудности, Бальзак мог бы лишиться рассудка. Но он сохранил психологический баланс. Это хорошо видно по его портрету с раскрытым воротом рубахи. На этом дагеротипе, исполненном в 1842 году Луи Огюстом Биссо (обычно его авторство приписывают Феликсу Надару), рука писателя гордо лежит на сердце, взгляд твёрд и полон мыслей, лоб пересечён одной вертикальной складкой. Чувствуется, что этот человек будет идти до конца во всём, что бы он ни предпринял. Без такой несокрушимой, исключительной крепости духа Бальзак не смог бы создать «Человеческую комедию». Он работал 15—16 часов в сутки, поглощая кофе в неимоверных дозах, разрываясь между главами романа-фельетона, которые надо было выдать к сроку, и правкой поступивших из типографии гранок. Эти знаменитые гранки, которые он находил нужным править до шести-семи раз, перелопачивая текст, что-то добавляя, что-то вымарывая, что-то меняя местами, для печатников были кошмаром и одновременно предметом восхищения. Мастеровые этой профессии, нередко жадные до знаний самоучки, всегда с большим уважением относятся к хорошо сделанной работе и будут вспоминать Бальзака до тех пор, пока просуществует сама их корпорация. По некоторым сведениям, печатники присутствовали на его похоронах.
