Юрий Сафронов - Дневник Верховского
В 1926 году во Флоренции вышли воспоминания Луидора де Тривдара Буржинского. В главе XIII, хлестко названной Буржинским «Autour D’Un Complot» «Вокруг заговора» (!), прямо и недвусмысленно написано: «Убийство было совершено благодаря посредничеству русских военных агентов в Белграде. Юный капитан Верховский, помощник военного атташе — впоследствии военный министр в правительстве Керенского, — которого, как и его семью, я знал издавна, мне подтвердил, не слишком стесняясь, истину относительно инициативы, подготовки и исполнения гнусного заговора»{129}.
Какую именно «истину» поведал Буржинскому капитан Верховский, где и когда это произошло — в тексте не сообщалось.
Автор, имеющий дерзость писать об этом предмете с такой прямотой, должен готовиться к самым резким возражениям. Во всяком случае, из материалов личного архива точно известно, что Верховский до 1918 года не был знаком с содержанием тайных договоров и не знал, «за что мы воюем» (л. арх.).
«Гнусный заговор». Можно согласиться, что именно такую характеристику злодейскому убийству эрцгерцога мог дать капитан Российского Генерального штаба Александр Иванович Верховский. Что касается остального, то тщательный анализ этой и других глав (напр. гл. XII) не оставляет сомнений: поляк-эмигрант Буржинский, многократно используя эпитет «панславизм» и даже «радикальный панславизм», рассматривал сараевское убийство как закономерный итог давних стремлений России (врага католицизма и римской курии) к объединению славянских православных государств и подведения их под руку московского православного Царя и Московского Патриарха.
Все эти рассуждения Буржинского, включая проблему проливов и устремлений России на захват Константинополя, в принципе не новы и были призваны доказать агрессивность российской дипломатии, проводниками которой были министр иностранных дел Извольский и его преемник на этом посту Сазонов, действовавшие в интересах Франции и проводившие «утопическую идею» панславянской политики. Такой политикой, поддерживаемой Великобританией, соблюдавшей свои узкоэгоистические интересы, они якобы провоцировали Германию и Австрию на ответные действия, и тотчас после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда их министры объявили мобилизацию.
Создается впечатление, что Буржинский краешком глаза подсмотрел труды советского академика-марксиста М.Н. Покровского, рассматривавшего внешнеполитический курс России конца XIX — начала XX века сквозь призму борьбы за Босфор и Дарданеллы, творчески «обогатив» при этом труды академика своими религиозно-мистическими соображениями.
Интересно то, что А.И. Верховский отчасти считал так же. В книге «Россия на Голгофе» он, например, откровенно писал, что немцы, закрыв для России проливы, «надели удавку на шею России»{130}.
Никаких убедительных доказательств участия представителей России в подготовке покушения на Франца Фердинанда Буржинский не представил, и тем не менее его версия получила продолжение. Бывший чиновник российского МИДа барон Михаил Александрович Таубе (лично с Верховским не знакомый) в своей книге, изданной в 1929 году в Германии на немецком языке, отмечал, что в 1914 году Верховский был послан на Балканы, чтобы установить связь с Аписом.
Уже в наши дни историк О. Платонов установил, что М.А. Таубе был масоном. К тому же установлено, что Таубе был еще и английским агентом, следовательно, он не был свободен в своих взглядах на проблему. В 2007 году мемуары барона М.А. Таубе увидели свет уже на русском языке. Он почти слово в слово процитировал Буржинского, но внес от себя существенные поправки и добавления, написав: «Для связи главного заговорщика полковника Димитриевича (расстрелянного в 1917 году за покушение на убийство короля Александра) с русской военной агентурой в Белграде служил, по-видимому (выделено мной. — Ю.С.) капитан Верховский. Об этом лее, с его же слов, определенно говорит поляк-эмигрант Тривдар-Буржинский в своих политических мемуарах: «Louis de Trywdar-Burzinski «Le crepuscule d'une autocratie».{131}
Заметим, что в книге Буржинского не содержится абсолютно никаких сведений, подтверждающих связь «главного заговорщика» полковника Димитриевича с русской военной агентурой в Белграде, о чем поведал читателям барон М. Таубе, хотя и сделавший важную оговорку — «по-видимому». Полковник Димитриевич и «Черная рука» у Буржинского совсем не упоминаются, так же как не упоминаются посланник Н.Г. Гартвиг, его помощник В.Н. Штрандман, атташе В.А. Артамонов. Тем не менее именно это предположение Буржинского «творчески переработанное» бароном М. Таубе, без сомнения, и послужило отправной точкой для весьма вольного трактования исторических фактов целой армией недобросовестных исследователей событий, произошедших на Балканах летом 1914 года.
Попробуем разобраться с Буржинским. Во-первых, о Буржинских известно, что этот род принадлежал к старинному польскому дворянству. Во-вторых, Тривдар (но не Тридвар) — это не имя, а название старинного польского дворянского герба Trywdar. В Европе (да и в России), как известно, в то время «титулы продавали себя деньгам, деньги поклонялись титулам», а «благородное российское дворянство разменяло свой сословный долг на долги государственному банку»{132}.
Кто такой этот поляк-эмигрант Луидор де Тривдар-Буржинский, который знал А.И. Верховского и его семью, точно не известно. В фамильном архиве сохранился лишь один документ с упоминанием фамилии Буржинского — это открытка из Швейцарии (из Лозанны), присланная некоей мадам А. Телиной 7 января 1913 года в С.-Петербург на адрес матери Верховского, Ольги Николаевны.
Текст, написанный по-французски, гласил: «Спасибо за прелестную открытку и добрые пожелания по случаю Нового года Вам, дорогая мадам, и всем остальным — дай Бог хорошего здоровья и всего, что можете себе пожелать. М-сье Буржинский — болен? Я его видела примерно около 20 октября и больше никаких новостей, кроме сообщенных этой открыткой. Мне кажется, он болен. Мой дом находится направо от церкви; там есть маленькая звездочка.
С наилучшими пожеланиями от А. Телина» (л. арх.).
(А. Телина имела в виду отметку в виде звездочки над домом за католическим собором на лицевой стороне открытки.)
Есть и еще одно подтверждение знакомства Буржинских с родственниками А.И. Верховского, но с оговоркой, — «предположительно». Из материалов личного архива видно, что дед Верховского, член Совета Министра Внутренних дел тайный советник Николай Николаевич Колошин в 1874 году приобрел на льготных условиях от казны небольшое имение, получившее название «Станишевский участок», рядом с городом Житомиром на берегу реки Тетерев. Мать Верховского, Ольга Николаевна, проводила вместе с семьей в этих местах летнее время, где ею было организовано небольшое поместье, — дача. В той же Волынской губернии Новоград-волынского уезда проживал помещик (владелец 448 дес. земли в с. Купчинцы и М. Полонье), дворянин Буржинский Казимир Болеславович, сын которого, дворянин Людвиг Казимирович, проживал в Петрограде в 1915—1916 годах (Графский пер. д. 10) и был членом Императорского Петроградского Архелогического института (Екатерининский канал, д. 14). Некий Буржинский еще в 1860 году был членом Петербургского английского собрания, в котором состоял и дед Верховского, Н.Н. Колошин. Таким образом, «шапочное» знакомство Людвига (ставшего Луидором) Буржинского с семьей А.И. Верховского полностью исключать нельзя, однако что это доказывает? Ровным счетом ничего.
