Максим Ларсонс - На советской службе (Записки спеца)
Шлейфер — человек интеллигентный, но беспардонный карьерист — был до ноябрьской революции партийным социал-демократом и только впоследствии вступил в коммунистическую партию. Он несомненно был убежденным членом партии, но был слепым фанатиком и делал, сознательно или бессознательно, все то, что мог, чтобы заставить коммунистов забыть его социал-демократическое прошлое. Он поэтому всегда был «plus royaliste, que le roi». Поэтому он гораздо чаще швырял вокруг себя громкими партийными лозунгами, чем это делали старые большевики, которые не нуждались в таком подчеркивании своей партийной правоверности.
Мне припоминается следующий характерный эпизод:
Мы имели совещание, на котором обсуждали вопрос о финансировании и снабжении жизненными припасами золотопромышленного треста в Сибири. Командированный в Москву представитель треста докладывал, что дело снабжения округа жизненными припасами обстоит очень плохо и что он боится, что уже заготовленные жизненные припасы не дойдут до места назначения до конца навигации. Наркомфин не предоставил своевременно средств для приобретения этих жизненных припасов. Кроме того инженер такой-то, управляющий работами на рудниках, также не стоит на высоте. Тогда Шлейфер прервал вдруг докладчика словами:
— Что же, и этот негодяй еще не расстрелян? Что же, и дело до сих пор не передано прокурору?
Я спросил его холодно:
— Почему же вы немедленно хватаетесь за расстрел? Ведь главный вопрос, который стоит перед ними — это тот, как бы фактически помочь теперь населению. Ведь прежде всего мы должны немедленно решить, какие конкретные меры для этого нужно принять. Притом, ведь вы вовсе еще и не знаете, кто в действительности виновен, действительно ли на-лицо злая воля инженера или просто сила обстоятельств.
Через несколько дней после моего поступления на службу Шлейфер мне сообщил, что валютное управление уже в течение почти трех месяцев ведет переговоры с голландской группой о продаже большого количества драгоценных камней. Он показал мне соответственный проект договора и просил о моем заключении. Я заявил ему, что должен лично вести переговоры с голландцами для того, чтобы составить себе точную картину дела. Шлейфер сначала никак не хотел этого понять. Но я категорически отклонил дачу заключения на основании простого проекта договора, заявив вместе с тем, что я согласен взять в свои руки проведение самого договора.
Я вел переговоры с голландцами около двух недель, добился для валютного управления наилучших условий и 28 апреля 1923 года валютное управление заключило договор с голландцами, согласно которому голландской группе были предоставлены для продажи драгоценные камни и жемчуга, оценочной стоимостью около одиннадцати миллионов голландских гульденов. Продажа должна была совершаться на комиссионном основании по лимитным ценам, установленным валютным управлением, причем однако голландцы должны были взять на себя обязательство приобрести самим по лимитным ценам, установленным валютным управлением, определенную весьма значительную часть этой партии, в случае, если бы она оказалась непроданной третьим лицам до известного срока.
Комиссия по реализации государственных ценностейНемедленно после заключения договора была учреждена «Комиссия по реализации государственных ценностей», которая между прочим должна была взять на себя контроль над проведением этой сделки в Голландии. Эта комиссия одновременно имела задачей обследовать во Франции, Голландии и Англии имеющийся рынок на драгоценные камни, жемчуг, золотые табакерки, антикварное серебро и т. д. Комиссия состояла из меня, как председателя, и из двух членов. Кроме того к комиссии были прикомандированы в качестве специалистов два русских ювелира Ч. и К., служившие в Гохране. Тов. Д., молодок человек около 23 лет, был предложен Шлейфером в качестве члена комиссии. Что же касается второго члена комиссии, то я решил избрать его лично. Я встретил в Москве хорошо знакомого мне бывш. присяжн. повер. Ф., которого я знал в Петербурге уже с 1911 года. Я знал, что он прежде был социал-демократом и полагал, что он за это время перешел в коммунистическую партии. Я отыскал его, мои предположения оказались правильными — он был коммунистом — и поэтому к его назначение в качестве члена комиссии препятствий не встречалось. Предстоящая ему работа была интересна и давала ему возможность поехать за границу на 3–4 месяца на хороших условиях. Ф. с радостью согласился. Правительственное учреждение, в котором Ф. служил, также не делало затруднений и Ф. был откомандирован и назначен членом комиссии.
14 июня тов. Ф. и ювелир Ч. отправились на аэроплане в Берлин, куда между тем был отослан запроданный товар. Передача товара должна была совершаться в советском торговом представительстве в Стокгольме. Товар был принят в Стокгольме двумя представителями голландской группы, причем каждый пакет был открываем в отдельности и подвергался самому тщательному осмотру. Товар был направлен из Москвы в пакетах, снабженных печатью валютного управления и голландской фирмы. При передаче товара, которая имела место в маленьком помещении в торговом представительстве в Стокгольме присутствовали: торговый представитель СССР в Швеции Гарденин, его жена, занимавший высокий пост в торгпредстве Ландер и два представителя голландской фирмы. Передача длилась несколько дней.
Однажды вечером при упаковке уже вскрытых и осмотренных пакетов обнаружилось, что не хватает двух больших желтоватых бриллиантов, относящихся по своей старомодной шлифовке к 18-му веку. Весь пол комнаты, каждый упавший на пол клочок бумажки были подвергнуты тщательнейшему осмотру. Но оба камня исчезли бесследно.
Тем временем я был в Москве и только в конце июля приехал в Голландию. Во время нашей встречи владелец голландской фирмы сообщил мне, что два камня утеряны и что он поэтому должен вычесть их стоимость, составляющую около 6.000 гульденов, из общей стоимости всей переданной ему партии товара. Я не мог и не хотел из-за этой сравнительной малой суммы поднимать спор, который неминуемо должен был привести к самым щекотливым и неприятным толкам. Правда, прикомандированный к моей комиссии ювелир Ч., к великому счастью для себя, прибыл в Стокгольм только через день после исчезновения этих камней, так что на него никаких подозрений пасть не могло. Голландец с своей стороны заявил мне прямо, что совершенно исключено, чтобы его двое уполномоченных присвоили себе эти два камня и что поэтому он не принимает на себя никакой ответственности. Я также категорически ответил, что самая мысль, что камни эти могли быть присвоены кем-либо с советской стороны, совершенно отпадает и вообще не может быть обсуждаема. Я сказал ему, что камни очевидно были обронены на пол и выброшены вместе с содержимым корзины для бумаг. Помимо этого его двое уполномоченных уже имеют достаточно многолетний опыт в приемке камней и поэтому я вынужден возложить ответственность за исчезнувшие два камня на голландскую фирму.
