Юрий Сушко - Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве
– Ну, грешен, – смеясь, покаялся Эйнштейн. – Тогда предлагаю отправиться на озеро кататься на моей «Морской свинке»…
– И утопиться?
– Нет, получить удовольствие.
– На свинке?
– Да! Имя моего швертбота – «Tummler», то есть «морская свинка». Такое маленькое толстенькое суденышко.
* * *В 1929 году научный мир шумно праздновал 50-летие Эйнштейна. Сам юбиляр в официальных торжествах участия не принимал, укрывшись в пригороде на берегу озера Ванзее, приняв лишь избранных друзей – Рабиндраната Тагора, Чарли Чаплина, выдающегося шахматиста Эммануила Ласкера и еще несколько человек. Стол украшали любимые блюда юбиляра: грибы, тушеные овощи, разнообразные салаты, фрукты, торт.
Взяв тайм-аут между угощениями, он показывал им сад, предмет своей особой гордости – цветочные клумбы.
– А там что за каланча торчит? – Ласкер указал на видневшуюся вдали какую-то башню.
– А-а-а, – махнул рукой хозяин «Капута». – Это сторожевая вышка или «башня Эйнштейна», как ее называют местные жители и безумные паломники-поклонники. Такие, знаете, печальные останки Потсдамской астрофизической обсерватории, которую соорудили здесь, чтобы следить за «красным смещением» линий солнечного спектра по моей теории относительности… Развалины Помпеи… А теперь любопытные просто карабкаются туда, чтобы с помощью телескопа или бинокля понаблюдать, усердно ли я окучиваю грядки…
Вернувшись к столу, юбиляр обнаружил новую груду телеграмм и приветственных писем, которые выложила перед ним заботливая мисс Дюкас.
– Если отвечать каждому адресату, вы управитесь как раз к своему шестидесятилетию, – посочувствовал кто-то из гостей.
– А я придумал общую благодарность сразу для всех. Могу вам прочесть, господа.
Все сегодня, словно братья,
Раскрывают мне объятья.
И любовные признанья
Шлют мне с искренним стараньем.
В этот день весенний, жаркий
Получаю я подарки —
Все, что только сердцу мило
Престарелого кутилы!
Попрошаек целый хор
Мне слагает льстивый вздор.
От такой несметной чести
Взвился я птенцом с насеста,
Но теперь настал момент
Вам вручить мой комплимент,
Пожелав спокойной ночи.
В небе солнышко хохочет!
Отсмеявшись, Тагор глубокомысленно произнес: «Сагиб, я бы так не смог». А Чаплин предложил считать слова поэта тостом и поднял бокал. Веселье продолжалось!
Даже вечно насупленный, сосредоточенный гроссмейстер Ласкер позволял себе улыбнуться. Эйнштейн с неизменным почтением относился к старику, считая его одним из самых интереснейших людей, и сожалел, что познакомился с ним только в зрелые годы. Чемпион мира, шахматный король на протяжении почти трех десятилетий… Признавая остроумие древнейшей игры, Эйнштейн не отрицал, что его самого всегда отталкивали шахматы из-за агрессивной борьбы за владычество и духа бесконечного соперничества.
И он верил, что ему удалось разгадать секрет Эммануила Ласкера: «Шахматы для него были скорее профессией, нежели истинной целью жизни. Его подлинные стремления… были направлены к познанию науки. Ласкера влекла к себе такая красота, которая присуща творениям логики, красота, из волшебного круга которой не может выскользнуть тот, кому она однажды открылась. Материальное обеспечение и независимость Спинозы зиждились на шлифовке линз, аналогична роль шахмат в жизни Ласкера. Но Спинозе досталась лучшая участь, ибо его ремесло оставляло ум свободным и неотягощенным, в то время как шахматная игра держит мастера в таких тисках, сковывает и известным образом формирует его ум, так что от этого не может не страдать внутренняя свобода и непосредственность даже самых сильных личностей».
Обычно не спускавший обид и колких замечаний в свой адрес, профессор Эйнштейн воспринял критическую статью доктора математики и философии Ласкера о специальной теории относительности как раз как сигнал о том, что у него появился еще один союзник и единомышленник: «Острый аналитический ум Ласкера сразу ясно показал ему, что краеугольный камень всей проблемы – это вопрос о постоянстве скорости света в пустом пространстве. Он ясно видел, что если признать это постоянство, то невозможно не согласиться с идеей относительности времени, которая не вызывала у него больших симпатий. Что же делать? Он попытался поступить так же, как Александр, прозванный историками «Великим», когда тот разрубил гордиев узел».
Эйнштейн объяснял, как Ласкер пытался решить злокозненную проблему: «Никто не обладает непосредственным знанием того, с какой скоростью распространяется свет в абсолютно пустом пространстве. Ибо даже в межзвездном пространстве всегда и повсюду имеется некоторое, пусть и минимальное, количество материи, уж подавно в пространстве, где человек плохо ли, хорошо ли создал искусственный вакуум. Кто же имеет основание оспаривать утверждение, что скорость распространения света в абсолютно пустом пространстве бесконечно велика? Ответить на это мы можем так: действительно, никто не установил прямым опытом, как распространяется свет в абсолютно пустом пространстве. Но значит, практически невозможно создать разумную теорию света, согласно которой максимальные следы материи могли бы иметь, несомненно, значительное, но почти не зависящее от плотности этой материи влияние на скорость распространения света. До тех пор, пока не будет создана подобная теория, которая должна согласоваться с известными оптическими явлениями в почти пустом пространстве, упомянутый гордиев узел, по-видимому, будет оставаться нераспутанным для любого физика, если он не удовлетворится уже имеющимися решениями.
Мораль: острый разум не может заменить чутких пальцев…»
* * *Будучи не в самом добром расположении духа, Эйнштейн растолковывал одной из своих поклонниц сущность и место женщин в этом мире: «Что касается вас, женщин, то ваша способность создавать новое сосредоточена отнюдь не в мозге». Потом взлохматил и без того буйную шевелюру, еще раз посмотрел на экзальтированную даму и взорвался: «Неужели природа могла позволить себе создать половину человеческого рода без мозгов?!. Непостижимо!»
Исключение ученый делал для Марии Кюри. Он признавался ей: «Радостно пожать руку честному человеку, который, собрав столь богатый урожай, может с гордостью оглянуться на проделанную работу. Добрая и упрямая одновременно – такой я люблю Вас, и я счастлив, что мне удалось в те спокойные дни, проведенные рядом с Вами, заглянуть в глубины Вашей души, где идет своя тайная жизнь».
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)