Павел Цупко - Пикировщики
— Товарищ капитан! — подошел Михайлов. — Разрешите доложить? Основные звенья партийно-политической работы в авиаполку задействованы. Прошу вернуть меня к боевым вылетам. Я с Горевым уже договорился: будем летать на его машине по очереди.
Василий Павлович тепло поглядел на уставшее лицо тридцатилетнего комиссара и в душе пожалел его: он заметно похудел, почернел, а голубые глаза посветлели, будто выцвели. Подумал: «Досталась ему эта перестройка!»
— Хорошо! — согласился командир полка. — Пару-другую вылетов тебе дам. Но только не ослаблял свою комиссарскую работу. Что еще собираешься делать?
— Думаю, как в таких условиях отметить День авиации. Хотелось бы собрать личный состав, а вам, как командиру, выступить. А?
Лицо Богомолова вытянулось. Он нахмурился.
— Может, комиссар, еще прикажешь провести торжественное собрание? Да со знаменем, с оркестром?
Михайлов, казалось, не заметил издевки в тоне командира, загораясь, подхватил идею:
— А что? Этот вопрос нужно хорошенько обмозговать. В самом деле. Оркестра мы, конечно, не найдем, а вот знамя… Знамя полка хранится в штабе за семью замками. А почему бы его не вынести да не показать нашему народу? Думаю, не ошибемся, товарищ командир, настроение у людей поднимется еще выше. А потом бы еще концертик дать.
— Ну, ты загнул… — начал было Василий Павлович и замолчал. Потом сказал решительно: — Давай, комиссар, выноси знамя, крути концерт. Пожалуй, и в самом деле так надо.
Все эти дни держалась устойчивая хорошая погода. Такой она была и 18 августа. Но с обеда резко ухудшилась, появилась сплошная облачность, нижняя граница которой едва достигала пятисот метров. Полеты были прекращены: генерал Мичугин не разрешил рисковать пикировщиками, выпускать в бои на высотах, которые простреливались даже ружейным огнем…
Обстановка изменилась. Михайлов дал команду готовиться к торжественному вечеру.
Сразу после ужина авиаторы, свободные от дежурств и работ, собрались на поляне у полкового КП. Туда уже вынесли стол, накрыли его кумачом, поставили несколько лавок. Появилось начальство, и капитан Власов подал команду:
— Внимание! По-о-олк, по-эскадрильно в четыре шеренги ста-а-ановись!
Командиры и красноармейцы заняли места в строю, выровнялись.
— Под знамя! Сми-и-ирно! Знамя вынести! Из двери землянки показалось алое полотнище, потом знаменосец — им был Александр Устименко и два ассистента техники Павел Клюшников и Николай Екшурский. Строевым шагом они прошли по густой траве и остановились, как положено, на правом фланге.
Необычайно серьезный, строгий Михайлов стоял рядом с командиром авиаполка и, как все, не сводил глаз с полковой святыни. Все же он успел заметить, как подтянулись бойцы и командиры, с каким благоговением они провожали глазами и поворотом головы знамя, и почувствовал в сердце толчок. Его глаза помимо воли увлажнились.
— Знамя! На середину! — приказал Богомолов дрогнувшим голосом и перевел дыхание: он тоже был заметно взволнован.
Командир авиаполка встал рядом со знаменем и обратился к строю:
— Товарищи! Мои боевые друзья! До войны День авиации наш народ и мы, авиаторы, встречали радостно, празднично. Фашисты хотят лишить нас этой радости. Не выйдет! Сегодня наши экипажи ведущих Челышева и Горева нанесли меткие удары по немецким войскам под Ельней и Духовщиной. Еще сотни захватчиков нашли себе могилу на нашей священной земле. Так будет со всеми, кто посягнет на жизнь, честь и свободу советского народа! Смерть немецко-фашистским захватчикам! Богомолов оглядел строй и приказал:
— Капитан Власов! Зачитайте приказ. Помначштаба вышел на середину и открыл красную папку. Громким, торжественным голосом он начал:
— «Товарищи красноармейцы и командиры! Поздравляю вас с всенародным праздником — Днем авиации… За успехи борьбы на фронте… объявляю благодарность капитану Челышеву… Гореву… Усенко… Гаркуненко…»
После торжественной церемонии Богомолов повернулся к Михайлову:
— Все нормально, комиссар. Получилось. Только, эх, черт, забыл дать команду, чтобы все переоделись в форму. Чего ее сундучить?
— Учтем на будущее.
— Ты что? Действительно организовал концерт? Леонид Васильевич загадочно улыбнулся и пригласил:
— Посмотрим, присаживайтесь.
Командиры и красноармейцы уже расположились на траве вокруг стола. Принесли табуретку, на нее сел с баяном лейтенант Лопатин, и почти сразу под кронами нависших деревьев полилась плавная мелодия вальса «На сопках Маньчжурии». Затаив дыхание, люди слушали.
Вальс сменила торжественно-мужественная песня «Вставай, страна огромная…».
Исполнителю дружно и долго аплодировали.
Потом на импровизированной сцене появился с гармошкой в руках стрелок-бомбардир сержант Иван Койпыш. Он с таким задором рванул плясовую «Лявониху», что люди заулыбались, стали похлопывать руками, пританцовывать.
Гармониста сменил небольшого роста, щупленький воентехник Семен Жучков. До войны он был признанным полковым певцом. Как-то сейчас?
Жучков откашлялся, кивнул Лопатину и бодро начал:
По широким степям, по болотам,
По волынской колючей стерне,
Там казак украинский Голота
Словно ветер гулял на коне…
Голос певца взвился ввысь, зачастил в темпе марша:
Не скосить нас саблей острой,
Вражьей пулей не убить!
Мы врага встречаем просто:
Били, бьем и будем бить!..
Жучкова сменил другой певец — Николай Екшурский. И вновь полилась удалая песня:
Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди.
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один…
Вальсы и песни были довоенные, хорошо всем известные, и потому будили у каждого воспоминания о прежней мирной жизни — такой недавней и такой далекой теперь… Все заметно взгрустнули…
Зрители оживились, когда вынесли еще две табуретки и на них сели Лопатин, Койпыш и… старший политрук Михайлов с гитарой.
Допоздна шел концерт, над притихшим лесом звучали боевые песни…
Напряженность боев росла с каждым днем.
К 20 августа, выполняя приказ Ставки, 24-я армия генерала Ракутина в основном закончила сосредоточение и изготовилась срезать опасный «ельнинский выступ». 13-й авиаполк получил задачу: систематическими бомбардировками и штурмовыми ударами ослаблять силы противника, засевшего в Ельне, разрушать его оборонительные укрепления, уничтожать резервы.
Чтобы выполнить такую объемную задачу, наших сил не хватало. В какой-то степени недостаток можно было компенсировать увеличением нагрузки на самолеты.
