Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Я взяла ведро воды, отлила для легкости и вышла. Мама также подхватила одно ведро с водой, баллон варенья. Потом она увидела в баночке острую приправу «аджику» и тоже сумела взять ее.
В этом доме в большой красный бак из пластмассы солдаты ставили себе баллоны и банки с консервами, видимо, на весь свой коллектив.
Дед-чеченец крутился там же, с мешком. Он тоже запасался едой.
Никто никому не мешал! Наоборот, царили понимание и сочувствие.
Следом за нами, очень скоро, вышла рыжик Лина. Бабушка Нина, по прозвищу «Ингушка — Усатый кот», шла мне навстречу. Она мне помогла занести ведро с водой по ступенькам в «наш» дом.
— Мы с внуком лук нашли и спички!!! — успела похвастаться она.
Едва мы вошли, к нам ворвались русские военные.
Они кричали, что мы украли у них фонарь?!
Что сейчас за это они расстреляют нас всех! Они тряслись от гнева и злости.
Все наши соседи молчали, замерев от страха, так как два автомата были сняты с предохранителей и нацелены на нас.
Фонарик я действительно видела. Красивый, блестящий! Он был в том доме, откуда мы только что пришли. Фонарик стоял лампочкой вниз на подоконнике в кухне.
Я вышла вперед и сказала об этом. Уговорила разгневанных людей не стрелять, подумать! Вернуться. Посмотреть внимательно.
Сказала, что я не брала.
Они поняли — я не вру. Плюнули и ушли.
Если бы не я, возможно, остались бы одни трупы!
А впрочем, наши соседи-воришки это заслужили.
Кто же подставил нас так подло? Старик или Лина?
Скорее всего, украла именно она.
Хотя, может быть, фонарь найдут?
Царевна
25 января 2000 г
Утром наши женщины пришли и рассказали, что двух девочек сестер военные увели из дома от матери. По возрасту они школьницы.
Их мать искала, у кого можно купить ящик водки, чтобы вернуть детей, иначе их ей не отдадут. Аза и Оля принесли чужие красивые полотенца, пояснили:
— Это вместо салфеток.
И сразу забрали все в свою комнату.
Днем я увидела: в нашем дворе свежая могила. Взрослые объяснили:
— Это сосед. Убило в доме рядом.
Надо же! А я не заметила…
Ночью сильно стреляют, но никто не уходит в подвал под домом.
Спим каждый на своем месте.
Больной внук бабы Нины приносит откуда-то книги. Лучшие из них Лина забирает себе. Когда обстрел, он страшно пугается и всегда твердит:
— Господи! Неужели я маму больше не увижу?! Ее убили? Давайте спрячемся в канализационный люк!
Его бабушка шутит:
— Увидишь маму, если слушаться будешь!
На самом деле его мама с младшими детьми стали беженцами. И никто не знает, живы ли они… Ведь места в автобусе стоили очень дорого, на всех денег не хватало.
А вывозили бесплатно очень немногих.
При этом еще и обстреливали. Так убило всю семью беженцев из соседнего дома осенью 1999-го… Как-то 46 человек сгорело, когда в автобус попал снаряд.
Спасся один ребенок…
Моей маме было плохо с сердцем.
Я давала ей валидол и капли.
Она попросила закопать ее прямо в огороде, если она умрет.
Но чтобы это сделала именно я, а не кто-нибудь еще из ближайшего окружения. Она объяснила, что даже после смерти ей будет противно принять от них помощь…
А я ответила, что не смогу ее закопать, так как земля мерзлая. Вся в снегу.
— Тогда сожги, — предложила она.
Я попыталась представить себе, словно увидев это сверху, мерзлую землю, медленно расплывающееся черное пятно вокруг костра и ее «тающее» в огне тело…
Но, видя, как ей плохо, пообещала:
— Сделаю, как ты просишь.
И пока она не видит — вытерла слезы.
Продолжаю.
Вовка притащил баллоны соленой черемши. Принес на тарелочке и угостил нас.
Мы «смели» черемшу в одно мгновенье.
— Остальное мое! Я люблю! — заявил он. И отнес все банки на свою половину.
В 200 метрах от нас загорелся частный дом после обстрела из орудий. Все коллективно тушили пожар, но напрасно. Дом сгорел. Странно, но никто ничего не взял себе.
Все вещи выносили и ставили на дорогу.
Отдавали в дома напротив.
Я с людьми забрала часть обгоревшего забора на дрова.
Нашли головки лука, и пачки с промерзшим чаем.
P.S:
Наши молодые соседки стали исчезать по ночам куда-то…
Женщины, а не боятся!
Оля, наверное, уйдет — ее муж Вовка все больше пьет.
Царевна Полина-Будур
26 января 2000 г
Ночь.
Обнаглели соседи из второй комнаты!
Спят вповалку и там же курят и пьют. Это в такое время! В войну, когда жизнь на волоске!
Дым идет к нам. Мы задыхаемся: дети и старики.
Сейчас получилось еще круче: нашу комнатную дверь закрыли, задвинули стульями. Сидим все шесть человек, как наказанные, взаперти. В туалет не выйти! А в кухне наши «девушки» пируют с русскими военными! Мирно беседуют и жуют. Наварили что-то вкусное. Запах! Обалдеть!
Хотя продукты наверняка дали на всех. Мы — голодные. А они — пьют!
В дырочку от замка нам хорошо видны баллоны с красным вином.
Русские военные услышали шорохи, спрашивают:
— Что, тут еще люди есть?
Тогда Вовкина жена и тетя Аза стали раздраженно повторять:
— Какие там люди?! Это у нас комната для калек. Мы их кормим!
Мама как услышала — расплакалась. Сказала:
— Мы отделимся. В продуктах и в дровах. А печь я сама себе с решеткой во дворе сделаю. Битых кирпичей много…
Я обрадовалась и зашептала:
— Давай уйдем от них совсем!
Но уходить из дома мама не решилась. Женщина и девочка — явная мишень. Тем более что у нее постоянно болит сердце.
Бабушки нас поддержали и хором сказали:
— Да! Мы согласны! Мы тоже отделимся и уйдем.
Но прошло несколько минут, и они испугались собственного своеволия. Стали «петь» совсем другое:
— Надо терпеть! Гордость ни к чему. Вы не умеете жить в коллективе…
Явное предательство и трусость. В конце концов, получилось, что отделились только я и мама. Наши соседки из параллельной комнаты продолжают исчезать по ночам.
Кто-то им светит фонариком и свистит. И у наших «дам» тоже появился фонарь!!!
Сегодня маме лучше. Она смогла встать. Сердце отпустило…
Мы с ней нашли в чужом доме сухие носки и переобулись.
Варежки опять не нашли.
В одном доме, на диване, увидели убитого мужчину.
Немного крови на голове, и стакан чая в руке, свободнолежащей на подлокотнике.
Он был словно живой… Только в воздухе висел запах металла.
Почему от убитых пахнет металлом и пеплом?
