Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду
— Меня чего обошел? Погибну же, доктор. Перевяжи мне руку. Прошу тебя, доктор, миленький!
— Спокойно подождите, все сделаю, — и пошел к лежачим раненым. Они не кричали. Один тихо стонал, другой молчал, но дыхание было со свистом, покашливал, изо рта шла кровянистая пена. Присел к нему, разрезал садовым ножом гимнастерку вместе с нательной рубашкой. Справа под мышкой зияла глубокая рана, в которую засасывался при каждом вдохе наружный воздух с хлюпающим звуком. У раненого проникающее осколочное ранение грудной клетки. Тело залито кровью и загрязнено землей.
Обтер куском развернутого бинта грязь вокруг раны, смазал ее края и поверхность вокруг йодной настойкой. Разорвал перевязочный пакет, смазал вазелином прорезиненную обертку и закрыл ею рану, поверх наложил подушечки пакета, вату и укрепил все это бинтами. Пошел ко второму. Опять закричал и заплакал сидящий, просил его перевязать. Но раненный в грудную клетку нуждался в более срочной помощи, чем другие, по жизненным показаниям. Чтобы прекратились эти крики, я пошел к сидячему раненому, разрезал ножом ему рукав, отвернул лоскуты и увидел сквозное осколочное ранение мягких тканей плеча, по-видимому, без повреждения кости. Сочилась из раны кровь. Наложил ему выше раны жгут, он несколько успокоился. Вернулся к лежачему, который тихо стонал. Быстро окинул его взглядом. Гимнастерка и брюки на левой ноге во многих местах пропитались кровью — множественные ранения грудной клетки и левой голени. Пока возился с ними, принесли четвертого раненого на носилках от кошар, где также разорвалась бомба. Он был ранен осколками в бедро, ягодицу и низ живота — по-видимому, проникающие ранения в малый таз. Смазал ранки настойкой йода, наложил повязки.
Уже стояла бортовая машина для эвакуации раненых. Распорядился об этом командир. Куда их везти? Где наш медсанвзвод, я не знал, да и везти их к передовой было бессмысленно. Решил, что лучше в Тундутово или в Красноармейск, где днями оставил Цветкова, Солода, а еще раньше Круглякова. Погрузили в кузов машины, поехали. Дорога была окутана клубами пыли. Вдруг заметили, что впереди идущие машины спешно сворачивали в сторону от дороги, над нами промелькнул низко летящий самолет, и машину прошила очередь. Водитель притормозил, вывалился из кабины. Я выбросился в противоположную сторону, немного отполз от дороги и прижался к земле. Понял, что нас обстреляли из вражеского самолета. Ждали очередного налета, но вокруг было тихо. Поднимались воины рядом с других машин. Через стоявшую пыль в небе ничего но было видно. Забрался в кузов к раненым. Увидел безжизненное откинувшееся тело красноармейца, раненного в плечо — наиболее легко раненного. Он был мертв. Гимнастерка была продырявлена в области грудной клетки и живота и пропитывалась участками кровью.
Добрались до станции Тундутово. Завернули к знакомому медсанбату. Там царила паника. Шла срочная погрузка машин. Получили приказ на эвакуацию в Красноармейск. Говорили, что немцы прорвали оборону и идут на Тундутово. Посадили в машину еще четырех легкораненых, дали на них карточки передового района и велели везти всех в Красноармейск, куда я и направился. Мертвого красноармейца с документами оставил у них. Очень отяжелели раненные в грудную клетку и живот. Особенно последний, все просил пить, но ему нельзя было. Легкораненые не могли смотреть на эти муки и упрашивали дать ему попить. Я разрешил им смачивать слизистые губ мокрым квачем из марли. Раненному в грудь давали небольшими глотками воду. Через очень долгое время, как нам казалось, добрались до Красноармейска.
Подъехали к госпиталю, где оставил несколько дней назад своих сослуживцев. В приемном отделении встретил все ту же Васильевну — очень энергичную, распорядительную.
— Приехал, как и обещал, Васильевна! Примите раненых взамен моих, которых хочу забрать. Как мои?
— Как огурчики. Здесь они. А командира отправили за Волгу. Очень тяжел он был. Почки отказали. Антифризом отравились.
— И мы так предполагали. Где остальные?
— Найдем. Пошли искать дежурного врача, — и повела она меня за собой, — ждем транспорт. К вечеру и за ночь должны всех эвакуировать на Бекетовку или за Волгу. Еще сами не знаем. Говорят, враг прорвал нашу оборону и тьма его идет на Сталинград. Что там слышно на передовой? И где она?
— Пока прет проклятый. Сами не знаем, что дальше будет.
В поисках дежурного врача мы обошли часть помещений. Располагался госпиталь в одном переулке в домах, пристройках, палатках. Раненые и больные лежали на полу на соломе, на нарах, на топчанах. Возле них возились медицинские работники, санитары из выздоравливающих. Спешно готовились к эвакуации.
Нашел Сашу Цветкова. Он был в обмундировании, помогал в обслуживании раненых отделения, где лежал. Несказанно обрадовался мне, сказал, что уже собирался попутными машинами добираться в Зеты. Повел нас к Круглякову. Тот лежал на нарах. Вскочил, увидев нас, очень обрадовался, просил забрать его в часть. Был в белье, халате и тапках.
Нашли дежурного врача. Он категорически отказался брать раненых, сказал, что сами с часу на час должны эвакуироваться, ждут транспорт, что некогда возиться с тяжелыми, что это госпиталь для легкораненых. Велел везти в другой, в Бекетовку. Объяснял ему, что наши отступают, что спешу застать свою часть, что заберу двух моих человек, но он был неумолим.
Тогда свела меня Васильевна с одним медицинским начальником, и он распорядился принять раненых и выписать в часть кого просил. С Цветковым было просто, но с Кругляковым дело осложнилось. Документы выдали, но одежда его была закрыта. Кладовщик куда-то ушел за имуществом или транспортом. И опять выручила Васильевна. Принесла какое-то обмундирование, правда маловатого размера. Сапоги не достала, разрешила взять шлепанцы.
Васильевна отвела нас на кухню, и мы еще подкрепились на дорогу. Золотые встречаются люди в жизни!
Ехать в Зеты решили севернее Тундутово, на Ивановку, Нариман, чтобы не попасть к немцам. Обстановку мы не знали, а в Тундутово знали, готовились к эвакуации.
Когда выехали на один из очередных холмов, увидели, что впереди идущие машины останавливались и люди, собравшись в кучу, что-то горячо обсуждали и показывали руками в юго-западном направлении. И мы увидели над горизонтом черную стаю самолетов, идущих в нашу сторону. По характерному прерывистому гулу поняли, что это немецкие двухмоторные бомбардировщики «юнкерсы» и «хейнкели». Вдруг, будто по команде, люди разбежались по своим машинам и стали рассредоточиваться по разным сторонам от дороги. Вражеские самолеты армадой прошли над нами в сторону Сталинграда. Вокруг бомбардировщиков со всех сторон шныряли, как осы, «мессершмитты». Каждый из нас машинально считал, задрав головы, вражеские машины, но сбивались со счета. Прошло их десятков пять-шесть. Четко видны были свастики на крыльях. Через минуту увидели, как один за другим стали разворачиваться самолеты на левое крыло, заходить в пике и в момент выхода от самолетов отделялись черные сигары по несколько штук, которые сначала боком, а затем острием своим шли к земле. Входили в пике и выходили из него строго последовательно, один самолет за другим. Через короткое время увидели на краю горизонта огненные вспышки, затем услыхали звуки глухих взрывов. Самолеты, сбросив смертоносный груз, собрались и в сопровождении истребителей ушли в западном направлении. Не было заметно, чтобы что-то расстроило их ряды. За горизонтом вырастали вверх и вширь клубы черного и белого дыма. Мы все стояли, потрясенные увиденным.
