Владимир Голяховский - Американский доктор из России, или История успеха
Кахановицы хотели найти в Москве родственников и улетели на два дня раньше, налегке, везя только пожертвованные деньги. Для них был зарезервирован номер в гостинице «Белград». Поскольку работать мы должны вместе, Нил обещал там же зарезервировать номер для меня.
В Москве и у меня жили родственники, теща с мужем, двоюродные братья с семьями и еще много хороших старых друзей. Я не видел их одиннадцать лет и хотел привезти им подарки. Зная советский товарный дефицит, я старался подобрать что-то нужное, особенно для племянников. И еще я знал, что по делам мне придется иметь контакты с разными бюрократическими инстанциями, поэтому запасся массой недорогих сувениров: наручные часы на батарейках, калькуляторы, наборы косметики, шариковые ручки — все возьмут. Я захватил и несколько экземпляров своих воспоминаний, чтобы подарить друзьям. Но разрешат ли ввезти книги, я не знал — этот товар всегда был под подозрением властей, следивших за «чистотой» коммунистической идеологии.
За день до вылета к госпиталю подкатил грузовик, и я вместе с шофером перетаскал всю тонну груза в кузов.
И вот — лечу в Москву…
…Когда в 1978 году, в старое время правления Брежнева, мы из нее уезжали, у нас не было никакой надежды еще раз ее увидеть. Мир коммунизма повернулся к нам спиной, как к изменникам Родины. И хотя я был профессором и занимал видное положение, ко мне тоже повернулись спиной — никто из моих коллег, кроме очень близких друзей, со мной не простился, не сказал на прощание доброго слова. Все боялись показать связь со мной. Происходящее теперь казалось почти нереальным: Советский Союз все больше поворачивался лицом к миру. И вот я лечу ТУДА. В доброй встрече с друзьями я был уверен, но повернутся ли ко мне лицом мои бывшие сослуживцы, те, кто меня предал?
«Боинг-747» подлетал к тому же Шереметьевскому аэропорту, с которого я улетал из Москвы. Я прильнул к окну — внизу показалась все та же убогая русская деревенька, которую я видел, когда улетал. Вспомнились слова Некрасова: «Ты и убогая, ты и обильная…» Аэропорт тесный и бедный. Паспорта проверяли долго, подозрительно всматриваясь в лица. А когда мы прошли бюрократический паспортный контроль, началась русская неразбериха. Чемоданы выезжали на двух не сообщающихся друг с другом лентах-транспортерах. Люди кидались от одной ленты к другой. И я тоже бегал туда-сюда, пока наконец не ухватил свои два чемодана.
Сумрачный таможенник попросил меня открыть один из них. Первое, что он увидел, было штук двадцать шариковых ручек. Под ними были мои книги.
— Это зачем столько ручек?
— Для подарков.
— Зачем так много? Подарки ввозить запрещено.
Опять яркое воспоминание: «нельзя», «не разрешается», «запрещается»… самые популярные слова из официального советского лексикона. Однако на любые запрещения были способы их обходить. Я протянул таможеннику три красивые ручки:
— Возьмите, это вам подарок.
Выражение сумрачности сменилось мягкой улыбкой. Самый искусный актер позавидовал бы такой богатой мимике. Значит, ему подарки делать — можно. Дальше он ничего смотреть не стал, и книги мои его никак не заинтересовали.
Встречали меня два старых друга, Вахтанг Немсадзе, грузин, и Оганес Оганесян, армянин. Они оба давно жили и работали в Москве, оба были профессорами. С Вахтангом я учился в медицинском институте, Оганес (мы звали его Овик) работал со мной в ЦИТО — первом пункте перевозки моего груза. Теперь он одновременно представлял и наш институт, и пострадавшую Армению. Объятия, похлопывания по спине:
— Здравствуй, дорогой! Да ты ничуть не изменился!
— Здравствуй, дружище!
— Наконец-то приехал, как я рад тебя видеть!
— И я рад ужасно!
— Можно ли было себе представить, что еще увидимся?
— Да, да, и я тоже не представлял…
— Куда поедем теперь?
— Первым делом — в отель «Белград». У меня там заказан номер, я оставлю чемоданы. Завтра надо снова приезжать сюда за получением груза. Будет грузовик?
— Володя, дорогой, все устроено…
По дороге из Шереметьева я жадно смотрел по сторонам. Путь знакомый, здесь я провел детство и юность. Вот развилка с Волоколамским шоссе, вот станция метро «Сокол» и церковь Всех Святых бывшего села Всесвятского. Сюда моя бабушка Прасковья Васильевна ходила святить куличи. А вот уже и метро «Аэропорт», рядом с которым наш писательский жилищный кооператив. Но вот что меня удивляло: на всем пути был только один новый дом, построенный за столько лет. Все остальное — ужасно знакомое, но постаревшее и обветшавшее. Рад ли я был видеть все это снова? Конечно, рад. Но смотрел я глазами жителя Нью-Йорка, где новые дома растут, как грибы, где столько величественных небоскребов. И мне казалось, что все дома, вся Москва за эти одиннадцать лет как будто съежились.
Вот и гостиница. У стойки регистрации небольшая толпа, я бодро обращаюсь к миловидной молодой женщине-портье.
— Здравствуйте, я доктор Голяховский, из Америки. Для меня должен быть номер.
Она проверяет.
— Вашего имени в списке нет.
— Как нет?! Проверьте. — Бодрость моя пропадает.
— Я смотрю, но вас не нахожу.
— И никакой записки для меня нет?
Я подумал, может, Нил написал, что ждет меня в другой гостинице.
— Ничего на ваше имя нет.
— А мистер Кахановиц из Америки живет у вас?
— Кахановиц? Нет, гостей с такой фамилией у нас нет.
Вот это номер! Я и без номера, и Нила потерял. Уж не остановился ли он у своих могучих родственников? Что же делать? Оба моих друга разгорячились — в них заговорила буйная кавказская кровь. Они стали доказывать, что я важный человек, что приехал для помощи Армении, что мне надо дать номер:
— Да он знаменитый американский хирург!
— Да его пригласили делать операции жертвам землетрясения!
На лице регистраторши отразилось лишь слабое сочувствие:
— Что я-то могу поделать? Нет его в списке, и все.
Тут мне опять пригодилось подзабытое мной в Америке слово «взятка». Я предвидел, что кому-нибудь в гостинице надо будет что-то дать, поэтому в кармане лежал косметический набор в изящной пластмассовой коробке. Я положил его перед ней:
— Это для вас, подарок из Америки.
Она ловким движением смахнула коробку в ящик и заулыбалась так же мгновенно и так же талантливо, как таможенник в Шереметьеве:
— Что же мне с вами делать… Дать полулюкс, что ли…
— Давайте полулюкс.
Номер был хороший, но когда я пошел в ванную принять душ с дороги, нашел там половину кусочка мыла и два маленьких вафельных полотенца. Кое-как вытершись, я достал подарки для тещи и ее мужа.
