Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Мой далекий родственник Ленчик, был хорошо известен в Абхазии своими подвигами. Как-то милиционеры обложили данью ресторан, анонимно принадлежащий Ленчику. Они каждый день наведывались туда и бесплатно обедали. Так продолжалось года два, после чего милиционеры нарушили какой-то договор. Тогда Ленчик разослал им открытки, где сообщал, что в его ресторане милиционеров два года кормили собачьим мясом. «Я всегда знал, что вы — собаки и два года кормил вас мясом бродячих собак!» — гласило послание.
Еще однажды его заклятые «друзья» милиционеры застали Ленчика в конспиративном домике, где на столе стояло несколько тридцатилитровых бутылей с «контрабандным» спиртом, из которого на подпольном заводе делали коньяк. Ленчик мгновенно опрокинул стол, все бутыли свалились на пол и разбились. Стоя по щиколотку в спирту, он достал зажигалку и пообещал, что при приближении к нему взорвет дом. Милиционеры выбежали наружу, а Ленчик, пьянея от паров спирта, простоял там несколько часов, пока жидкость не испарилась. Потом, как ни в чем не бывало, вышел к милиционерам. Улики испарились, а за битое стекло «калыма» не берут. И милиционеры ушли от него не солоно хлебавши.
Вот с каким героем предстояло иметь дело армянам, если бы они тронули брата абрека или его жену! Толпа тихо разошлась, а двое «зачинщиков» вернулись к своим русским подружкам, которые верно ждали их на путях и безропотно пошли с ними.
Все закончилось «путем», но я попросил Иру впредь, если ей дороги ее жемчужные зубки, шелковая кожа и сиреневые глазки, не делать больше замечаний аборигенам. Если, конечно, дело происходит не на улице Гулиа, а сама Ира не находится рядом с «братом» милиционера Ивана и абрека Ленчика!
Все было хорошо и безоблачно. Но я не зря сказал, что Ира была очень начитана и помнила про Манон Леско. Она и сама была натуральной Манон Леско. Двадцати четырех дней, видите ли, ей не хватило сохранять мне верность!
Я знал, что ей не терпится на танцплощадку и отпускал ее, а сам, бесясь от ревности, напивался в своей комнате до чертиков. Однажды даже, схватив дубину, раздетый по пояс (для устрашения танцоров мышцами и волосатой грудью), я ворвался на танцплощадку. Там я с трудом нашел Иру, танцующую с каким-то хлюпиком, отнял ее и уволок, погрозив дубиной потенциальным соперникам. Но Ира, используя женскую власть, испросила-таки у меня право ходить на танцплощадку. А я-то следил за ней, и обнаружил, что хоть она и уходила, якобы, на танцплощадку, там ее не было. Это уже было изменой!
Рядом с мой комнатой, с другой от Иры стороны, жила одна в своем «угловом» номере толстая проститутка. Посетители лезли к ней почему-то по пожарной лестнице, проходившей рядом с ее окном, по два-три за ночь — последовательно, конечно. По вечерам у нее был тайм-аут, и я, отпустив «мою Манон» на танцы, зашел к толстушке поболтать. Она тут же охаяла мою пассию, обозвав ее тощей селедкой и сукой. Оказывается, все, кроме меня, знали, с кем еще встречается Ира, и живо обсуждали наши с ней отношения. Они ждали, чем все кончится, и жаждали крови. Так, по крайней мере, поведала мне толстушка легкого поведения.
— Солидный ты мужик, нет бы тебе с солидной бабой связаться, а ты сыкуху какую-то выбрал! — в сердцах высказала мне толстуха-легковуха.
Тут дверь ее комнаты отворяется и в ней появляется разъяренная Манон.
— Тебе мало по десять кобелей за ночь, еще и моего мужа захотела оприходовать! — заорала на толстуху Манон, и, схватив меня за руку, выволокла из комнаты.
— Ты успел ее трахнуть или нет? — прижав меня к стенке, строго спросила Манон. Я испуганно замотал головой. — У нее же весь венерический букет, нам в поликлинике сказали! — шипела на меня Манон.
Она затащила меня в мою комнату, Мишка пулей вылетел в коридор. Это очень интересно и ново — акт с разъяренной от ревности женщиной. Я, правда, забыл спросить Манон о «венерическом букете» ее другого любовника. Мы договорились, что Ира больше не будет ходить на танцплощадку, благо до конца отдыха осталось дня четыре. Но завтра же вечером она опять исчезла. Я заходил на танцплощадку, искал ее, но не нашел. В ярости зашел я к себе в комнату и нажрался водки, но не опьянел, а только задурил себе голову.
— Убью! — решил я, — по-кавказски убью за неверность! И суд меня поймет!
Я уселся на балконе и стал ждать возвращения Иры. Мне была видна дорожка ко входной двери корпуса. В полночь эта дверь закрывалась, и войти в корпус можно было только по толстухиной пожарной лестнице. Десять часов, одиннадцать, пол двенадцатого. Иры нет. Я почти протрезвел и стал уже волноваться за безопасность мой возлюбленной. Без пяти двенадцать внизу появляется бегущая фигурка девушки. Это была Ира.
Я вошел в комнату и сел за стол. Ира, запыхавшись, вбегает в комнату и
— ко мне. Я встал и отстранил ее от себя. Потом, спокойно указав на дверь, тихо и безучастно сказал: «Вон!». Мишка крепко — «без задних ног» — спал и ничего не слышал.
— Ты понимаешь, что говоришь? — вспылила Ира.
— Вон! — повторил я, вывел ее, и запер за ней дверь. Я ликовал — сумел-таки преодолеть слабость, показал свой характер. Утром я выждал, пока Ира уйдет в столовую и, собрав шмотки, сообщил дежурной, что выбываю досрочно. Потом тихо спустился и быстро пошел к выходу с территории дома отдыха. И тут у самых ворот, прямо навстречу мне — Ира.
— Нурбей! — позвала она и остановилась.
Я молча покачал головой и, обойдя ее, зашагал дальше. Думал, что не выдюжу, остановлюсь, но сдюжил. Даже оборачиваться не стал, знал, что она смотрит мне вслед. Дошел до остановки автобусов и сел на ближайший сухумский.
Несколько дней я пробыл в Сухуми без Тамары в компании мамы и старшего сына с женой. У них к тому времени уже был трехлетний сын — мой внук. Внука назвали в мою честь Нурбеем и был он мне полной тезкой — имя, отчество, и естественно, фамилия у нас были одинаковы.
В маленькой Абхазии сплетни расходятся чрезвычайно быстро, и к моему прибытию в Сухуми семья уже была наслышана о моей молодой жене. Зная, что от Тамары это не утаить, я во всем ей признался уже по дороге от поезда домой. Сказал, что черт попутал, и что все вышло по-пьянке. А как протрезвел, мол, бросил все и бежал в Сухуми.
Скажу заранее, что Ира уже в сентябре позвонила мне из Киева, покаялась, и мы помирились. А вскоре она заявилась в Москву и пришла к нам в гости. Как всегда, у нас был и Саша, почти ровесник Иры — года на три старше. Я их познакомил, они очень смотрелись вместе, и мы оставили их у нас на ночь, причем в отдельной комнате.
Но, как оказалось, зря. Он заявил потом, что она ему не понравилась, а она — что он ей. Но это было после, а весь вечер мы провели весело — выпили и вспомнили наши гудаутские подвиги. Ира в лицах рассказала про соревнования по стрельбе с милиционерами и свою решающую фразу из кухни: «А мой Нурбей не только сильнее ваших мужей, но и метче стреляет!». Рассказала и про то, как старик Ризабей передал мне мою пинетку, которую отец носил на шнурке на шее, как амулет.
