Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Вначале я решил, что такой запах озеро издает из-за испражнений этих милых животных, но меня переубедил путеводитель. Там было сказано, что такой запах придает озеру сероводород. Так и не разобравшись, что здесь первично, а что — вторично — испражнения или сероводород, мы с Сашей с неизъяснимым блаженством валялись на поверхности озера, ожидая, когда погасят свет.
Всю акваторию озера освещала одна стоваттная лампочка, свисающая с купола на проводе. Вот она-то и погасала, под крики ужаса купальщиков. Воцарялась полная тьма, какая только может быть в подземелье. Все вокруг начинали кричать от ужаса, но только не мы, потому, что мы знали, в чем здесь дело. Худай-кули заранее предупредил нас о происках местной шпаны.
Бахарденскую пещеру и озеро посещает масса туристов. Они спускаются к озеру по лестнице из ста ступеней, располагаясь на берегу и, раздевшись, оставляют там свои вещи. И тут гаснет лампа, а шпана в кромешной тьме хватает эти шмотки и «делает ноги». Не позавидуешь туристам, оказавшимся голяком в подземном Бахарденском озере без денег, документов, билетов и т. д.! Но мы, зная об этих криминальных штучках, спускались в пещеру в плавках, а остальные шмотки оставались рядом с Худай-кули в чайхане.
Бахарденская пещера для туркмен священна. Издалека приезжают сюда молодожены поплясать на площадке перед входом в пещеру. Вереница автомобилей с ковровыми дорожками на кузове, покрывающими переднее и заднее стекла, гудя сиренами, врывается на площадку. Из машин выскакивают — жених в черном костюме и черных галошах, надетых на шерстяные носки, и кунаки жениха в ушанках, теплых халатах, а нередко и в пальто.
Я видел на улицах Ашхабада людей в теплых пальто, ушанках и галошах на шерстяных носках, но думал, что это просто ненормальные. А здесь? Жених весь в поту, отчаянно отплясывающий какую-то бешеную «джигу», но не снимающий при этом теплого костюма и ушанки; кунаки в теплых халатах и пальто; наконец, невеста в шерстяных носках и галошах!
Я решился и спросил у одного из кунаков, почему в такую жару невеста в толстенной накидке-пончо через голову, носках и галошах. И это под палящим туркменским солнцем при пятидесятиградусной жаре!
— А чтобы свеженький был! — весело ответил кунак, не переставая плясать.
И, наконец, Худай-кули пояснил мне, что теплые одежды не дают проникать горячему воздуху к более холодному телу человека. А тем более спасают тело от палящих лучей, или квантов, летящих от Солнца. Нигде, как в Туркмении, корпускулярная теория света по Ньютону так явно не побеждает волновую теорию Гюйгенса. Солнечный свет в Туркмении так и колотит по башке квантами-фотонами, а меховая шапка смягчает эти удары.
Много удивительного увидели мы в Туркмении. Экзамены в ВУЗах, где, обливаясь потом, студенты в костюмах с карманами, набитыми шпаргалками, часам сидели за партами. Железнодорожные мастерские, где я впервые увидел градусник, показывающий 58 градусов в тени. Там нам точили маховики, и рабочие постоянно делали короткие переходы между станками и табуретками, со стоящими на них чайничками с зеленым чаем. Отхлебнув глоток чая, мастера неторопливыми шажками возвращались к своим станкам.
Я так и не понял, зачем жить в таком аду, зачем так мучиться? Ведь в тысячу раз комфортней зимой в тундре, где от холода можно спастись в теплых чумах, анораках и малахаях. А от жары ведь под кондиционерами не насидишься, надо и на улицу выйти, и в поле работать. Но, видимо там к этому привыкли, а привычка — вторая натура!
К концу первого месяца пребывания в Ашхабаде, несмотря на жару, водку, «бен» и «тряк», постоянные расчеты и черчение, «авторский надзор» в мастерских при 58 градусной жаре, мужское начало дало-таки себя знать. Мы запросили у нашего хозяина каких-нибудь там хоть завалящих, но «дурды». «Дурды» — это так мы с Сашей прозвали в Ашхабаде баб, почему, сам не знаю. Слово «дурды», смысл которого аналогичен болгарскому «стоян», чрезвычайно часто используется в туркменской речи. А раз часто — то значит, это о бабах, справедливо решили мы.
Да и слово очень уж к бабам подходящее, особенно к восточным — «дурды»
— и все тут ясно! Хозяин, Ахмед и даже юный Бекназар были шокированы нашей с Сашей бисексуальностью, они-то уже успели привыкнуть к тому, что мы, мягко выражаясь «светло-синие». Но желание гостей на Востоке — закон! И Худай-кули заявил нам, что вечером будут «дурды».
Чтобы не эпатировать этих «дурды» водкой, мы купили хорошего вина и шоколадных конфет. Запаслись и презервативами — не подхватить бы чего-нибудь экзотического, «южного».
Волнуемся, ждем встречи с утонченными турчанками, этакими «наложницами султана». Но приходит хозяин и приводит двух настоящих «дурды», «дурдее» не бывает!
Во-первых, они оказались русскими, хотя говорили с туркменским акцентом! Во-вторых, они были постарше меня, не говоря уж о Саше. Далее, каждая из них весила больше, чем я с Сашей вместе. «Дурды» были уже полупьяны и не по-хорошему развязны. Мы, по крайней мере, такого восточного варианта русского мата еще не слышали.
Вино наше «дурды» обозвали кислятиной. Выпили по полному стакану водки и заявили, что «борода» (это я) — «хам трамвайный», а «сосунок» (это Саша) — еще «телок».
— Худай-кули, — наконец прорвало меня, — уведи, пожалуйста, этих «ледей» подальше, а то я, как хам трамвайный, за себя не ручаюсь!
— Что…о, это как ты нас назвал? — заорала басом одна из «дурдей», а другая, чувствуя, что конец их пребывания здесь близок, стала лихорадочно допивать водку.
— Леди — это не то, что вы подумали! — пояснил я дамам, открывая двери и выпроваживая их словами чеховского жениха — позвольте вам выйти вон!
— Русский не знаешь! — обругала меня одна из «дурдей».
— От такой слышу! — огрызнулся я, — Чехова читать надо!
И я захлопнул дверь.
Мои кунаки зааплодировали. Им тоже не понравились «дурды». Особенно нашему барду, или по среднеазиатски — «акыну» Бекназару. Он тут же «активизировал» Ахмеда, и под его заунывное бренчание запел:
Мудрый учитель изгнал надостойных дурды-и-и!
Не будет помехи им с Сашей взаимной любви-и-и!
— Мели, мели, Емеля! — допивая свою пиалушку, мрачно сказал ему Саша.
Быстро подошел конец августа. Чертежи были готовы все, но «железо» делалось медленно. Худай-кули сказал, что остальное он завершит сам, и чтобы мы не беспокоились. Нам взяли билеты на самолет и проводили нас «с музыкой». Уже в самолете Саша признался мне, что Худай-кули дал ему тысячу рублей нам на двоих, как оплату за труды. Он боялся, что «учитель» обидится и не возьмет деньги.
