Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора
Вроде бы в египетском Шарм аль Шейхе состоялось подписание между иудеями и палестинцами соглашения о перемирии. Присутствовал Клинтон, и это соглашение считается личной удачей американского президента. Но все ли можно сделать только росчерком пера лидера. Мне кажется, что это уже народное восстание и остановить его будет трудно.
18 октября, среда. Уже вторую неделю подряд я хожу на лекции А… Матвеевича Зверева. Сегодня он читал швейцарскую послевоенную литературу — Фриша и Дюренматта. Мне интересно, но студентам, полагаю, трудновато, они приходят на лекцию без знания не только имен героев и времени, но и даже без твердого представления, кто эти писатели. Наверное, как и в мое время, усваивается материал в лучшем случае на 10–20 %. Но как хорошо слушать лекции уже во взрослом возрасте.
Лекции, по словам Елены Алимовны, не очень студентам нравятся. Это естественно, они не соответствуют их низкому уровню, хотя студенты ссылаются на то, что он не вполне ясно формулирует. Формулирует Зверев прекрасно, но на этих лекциях надо работать, думать или сразу выпадаешь. Это недоброжелательство связано еще и с тем, что писатели, о которых лектор говорит, уже априори мешают, их новому поколению надо преодолевать. И я их раздражаю в аудитории, потому что я непосредственно воплощаю поколение, которое мешает. Еще почему-то не умер!
Как ни странно, связав с определенным контекстом зарубежки, упомянул А.М. имена Распутина и Белова. Здесь не новая мысль о деградации таланта писателя без критического взгляда на себя. Полагаю, А.Г. копирует чей-то не русский, априори, взгляд на этих писателей. Вряд ли он читал последние рассказы В.Г.Распутина и вряд ли читал их кто-либо из персонажей, формулирующих общественное мнение. Подобное мнение о писателях базируется на не всегда удобных для интеллигенции устных, порою резких, высказываниях. Понятно?
Во время лекции внезапно придумал форму чествования для И. Сокологорской: Гусев и Тарасов — ее гости в Париже — должны будут произнести «похвальное слово». Хорошо бы еще привлечь к процедуре Ларису Богораз. Но, жива ли она? Сможет ли? Захочет? Как ее в нашем институте примут? Или кого-либо из демократов, например, М.Чудакову. Но в этом случае придется включаться и мне. У Славы Зайцева сшили хорошую мантию, но своих обязательств сохранить прежние выкройки и эскизы не выполнили. А когда мы в первый раз за это платили и переплачивали, в его конторе говорили, утверждая уникальность своей услуги: «Мы это все сохраним в компьютере!» Все стали кроить заново.
Сегодня звонила Любовь Михайловна, ответственный секретарь по премиям мэрии Москвы. Ей скандал устроил Лазарь Карелин: «Почему мы ему не дали премии?» Вот так, а в этот год мы никому из представленных писателей именно за литературу премии не давали вообще. Это еще психология советского писателя, что премии раздают по очереди или по велению начальства. Змеелов, хват! Но уже старый хват. Новое сочинение Карелина я читал, не тот калибр. У меня вообще ощущение полного творческого кризиса советского поколения писателей. Мне повезло только в том, что я на поверхности дел, сама жизнь заставляет меня относиться к себе критически и вслушиваться в шепот молодых.
19 октября, четверг. С самого утра в третий раз в институте идет научная конференция «Язык как материал словесности». Возможно, традиция эта укоренится, но пока она целиком держится на авторитете Горшкова и Скворцова, собирающих ее. Крупные ученые идут в Литинститут, но в первую очередь к ним. Вначале мне показалось, что состав учащихся жидковат, потом определилась тема, и было очень интересно. Это современное состояние языка и новые тенденции. Старые бакенщики еще следят за уровнем реки и обстановкой на ней, хотя по реке уже давно не ходят большие пароходы. Из самых крупных имен были Виталий Григорьевич Костомаров и его сотрудница по институту Наталья Дмитриевна Бурвикова, а также Юлий Абрамович Бельчиков. У всех них были интереснейшие наблюдения. Прекрасно выступила и доктор филологии Татьяна Леонидовна Миронова, жена бывшего министра печати Бори Миронова. Она из национальной библиотеки. Надо бы посмотреть эту молодую женщину на предмет устройства в наш институт. Ее выступление называлось «Языковые технологии информационного террора». Из частностей, которые она сообщила, иллюстрируя свой доклад, — это о влиянии слова на ДНК человека (опыты американцев). Воистину, «в начале было слово». Не осталось у меня без внимания и сообщение Мироновой, о том, как сначала по примеру австро-венгерской монархии запущенно, было, как словесная формула, мысль о трех разных нациях: русских, украинцах и белорусах. До середины 19 века все было едино — Россия, были диалекты, существовала некая родная мовь, на которой писались стихи. Много позже, когда в конце конференции Д.Н. Воскресенский говорил о разных тенденциях в современной китайской литературе, я вспомнил основное ее свойство. Она не разъединяет людей, а объединяет. Люди разных провинций, которые не могли в устной речи понять друг друга, читали общую китайскую литературу. Я не понимаю тебя, нарисуй мне иероглиф. В этой же связи очень кстати и как бы в ту же точку выступление доктора Е.В.Клобукова о графических экспериментах в современном тексте. Меня удивило, что он считает наше письмо скорее графическим, нежели фонетическим. С демократизацией письма уходили чувства преемственности и истории у пишущего. По мысли Е.В., это шуточки Луначарского. Технология — уничтожай, а потом правь, выработана не наркомом. Это еще в Древнем Риме каждый новый император сносил мраморные головы императорам другой династии.
Поразило то внимание, с которыми все слушалось, и в первую очередь студентами. Например, все время просидел Володя Макаров, «чуваш», который подрабатывает в институте плотником. Всю конференцию просидел и аспирант Эдик Поляков. Это все ребята из нищих и темных семей, которые сами открыли себе двери в институт, для них происходящее и участие в этом их самих — чудо. А вот наш певун Леня Кочетков, который так и не пошел в армию, а при помощи, полагаю, родни и знакомых откочевал в какую-то организацию, которая дает отсрочку, Ленечка — лишь отсветился. Наука, как функциональное действие, как копка огорода, когда престарелая тетка попросит, и как образ жизни. Не статейку написать, а создать самого себя, вытянуть себя до последнего, самого верхнего уровня, а уже там, как пойдет, как сложится, но до последней грани быть и быть, а не казаться.
Выступили среди корифеев и три наших аспиранта. Само по себе это и замечательно и страшно, все ведь на подобных собраниях выступали впервые. Маша Лежнева — о Вертинском: «поэзия и проза». Оля Исаенко «Автор и рассказчик в романе В.Орлова «Альтист Данилов»» и Виргилия Дегтярева «Книжная и устная традиция в сказах Б.Шергина». Все девочки выступали на уровне, хорошо, но только после выступлении самой внешне неяркой Дегтяревой выяснилось, каким может быть этот уровень. Это была уже речь сильного и убежденного ученого, глубоко и смело копающего. Здесь еще и очень точное знание текстов, в том числе и религиозных, православных, вечных для русской литературы. Здесь вспомнил я мысль покойного М.П.Еременко о православной идее формулирующей русскую литературу. Русский ум вибрирует возле самых основных истин христианства.
