Вячеслав Маркин - Неизвестный Кропоткин
Но у Кропоткина, внимательно всматривающегося в окружающий ландшафт, хранящий тайны далекого прошлого, возник вопрос: а не впадала ли река Иркут гораздо раньше, чем образовался исток Ангары из Байкала, прямо в озеро? Уже потом Иркут промыл себе русло в ущелье Ильчи, «отвернулся» от Байкала и стал впадать в Ангару - город Иркутск как раз расположился в месте слияния двух рек.
Очень странным, неестественным показался излом теперешнего Иркута у впадения в него ручья Ильчи. Распределение пород в речных долинах и их высотное положение тоже заставляет усомниться в том, что Иркут был истоком Ангары. Кропоткин сделал, наконец, свое предположение, которое будет подтверждено только через много лет: Иркут действительно некогда впадал в Байкал и не был истоком Ангары.
За Иркутом, через который переправили экспедицию буряты, расположилась Тункинская котловина, окруженная цепью овальных холмов. В одном из них - подобие вулканического кратера. Кропоткин спустился по веревке в кратер-пещеру с ледяным полом. Во льду - изобилие газовых пузырьков. Итак, снова вулкан. В том районе, где его, по представлениям геологов, быть не должно. Несколько десятилетий спустя этот вулканический конус в Саянах получил имя Кропоткина.
Все беднее и беднее становится растительность вверх по Иркуту, и с заснеженного перевала открывается высочайшая в этих горах вершина Мунку-Сардык. Кропоткин измерил на ее склоне высоту снеговой линии. В Саянах этот важный показатель был получен впервые.
Как жаль, что нет времени как следует поработать в верховьях Иркута! Геолог, который придет сюда специально и потратит несколько месяцев на изучение этих мест, обнаружит много любопытного.
Выйдя на водораздел между Иркутом и Окой, образованный куполовидным горным массивом Нуху-Дабан, будущий создатель ледниковой теории впервые встретился с до блеска отполированными скалами, изрезанными параллельными царапинами. И тогда возникла мысль, которая не будет оставлять его долгие годы: не следы ли это некогда двигавшихся по здешним долинам ледников, исчезнувших несколько тысячелетий назад?
На Кропоткина большое впечатление произвела книга английского физика Дж. Тиндаля «Альпийские ледники», только что появившаяся на русском языке. В ней речь шла о том, что горные ледники когда-то были длиннее, выходили на равнины. Слышал он и о швейцарском ихтиологе Аггасице, увлекшимся альпийскими ледниками. Находя валуны из горных пород далеко на равнине, он предположил, что льды занимали в прошлом громадные пространства низменностей. С ним не соглашались многие авторитеты в геологии и географии. Знаменитый английский геолог Чарлз Лайель считал, например, что валуны разнесены на большие расстояния плававшими в обширном холодном море льдинами. Это - «дрифтовая» гипотеза. Кропоткину она казалась сомнительной.
Гораздо легче было бы разобраться во всем этом, если бы довелось увидеть хоть один настоящий современный ледник, из тех, о существовании которых рассказывали в Географическом обществе в Петербурге Петр Семенов и Николай Северцов, путешествовавшие в горах Туркестана. Там, на Тянь-Шане, определенно было замечено, что в прошлом уровень снеговой границы понижался. Наверное, и в Саянах можно установить то же. Но нет времени на экскурсию к далекому Мунку-Сардыку, со склонов которого спускаются ледники.
На водоразделе, за полосой горной тундры - страна альпийских озер. Похоже, что уровень воды в них значительно понизился со времени их образования, и они продолжают высыхать. Не общее ли это явление для Центральной Азии, а может быть, и для всего северного полушария? И эта мысль, впервые возникшая в саянской экспедиции, будет развита Кропоткиным в последующих его работах.
На вершине гольца Бутогол расположился Алиберов графитовый прииск. Как раз в год рождения Кропоткина, в 1842-м, крестьянин Кобелев добыл там и доставил на Иркутский солеваренный завод тридцать пудов графита, который был смешан с известняком и песком, и на Тельминской фабрике его признали негодным для производства огнеупорных горшков. Но француз Алибер, понимавший, что графит незаменим для карандашей, купил прииск за триста рублей и в 1847 году начал его оборудовать по всем правилам. Суровые природные условия победили французского предпринимателя, и вот теперь, через 18 лет, Кропоткин нашел прииск совсем заброшенным.
Впрочем, для него предприятие Алибера оказалось небесполезным. Метеостанция, устроенная на вершине гольца при строительстве прииска, получила ценные сведения о температуре воздуха и направлении ветра на высоте 2100 метров - едва ли это не первые данные в России с такой высоты.
Наконец, показался среди гор Окинский караул: ветхая казарма, окруженная развалившимся частоколом, амбар и часовня. Жили здесь четверо служилых казаков и две семьи промышленников, поселившиеся несколько десятков лет назад. А вот и надписи клинообразно-сердцевидной формы на известковом утесе, сделанные красной и малиновой краской. Они свидетельствуют о том, что люди жили в верховьях Оки с незапамятных времен. Так появилась археологическая страница будущего отчета: рисунки со скалы перешли в полевую тетрадь. Рядом с ними - зарисовки каких-то старинных построек из валунов. Описание быта кочевников Саян, их одежды, домашней утвари, обычаев составило этнографический отдел отчета.
Недалеко от селения - водопады. Но, конечно же, не те, о которых читали в газете. Легенда о «Саянской Ниагаре» была развеяна. Высота стены, с которой низвергается вода в Оку, - не более десяти метров. И струя не внушительная: едва наполнит в полминуты сорокаведерную бочку.
Возвращаясь в Иркутск, Кропоткин прошел по долине Оки до Зиминского, богатого села, обязанного своим благосостоянием чайной торговле с Китаем. Раскинулось оно при впадении реки Зима в Оку (ныне город Зима). Описание Зиминского - последний аккорд экспедиции. Продолжалась она недолго, но результаты ее значительны и разнообразны. Это признали коллеги по Сибирскому отделу Географического общества, перед которыми в конце года Кропоткин выступил с отчетом.
Через три года отчет о походе в Саяны опубликовал в Иркутске Сибирский отдел Русского географического общества. А Кропоткину предстояла еще одна экспедиция в Сибири.
Три тысячи верст по горной тайге
Одним из первых очагов освоения природных богатств Сибири стал в середине XIX столетия район Ленских золотых приисков. Еще в 1849 году начали работать Спасский и Вознесенский прииски. А с 1863 года Ленское товарищество приступило к эксплуатации россыпных месторождений в долине реки Ныгри. В этом же году было обнаружено золото в бассейне Витима, правого притока Лены. Добыча золота непрерывно расширялась. И скоро на приисках в летнее время стало скапливаться до нескольких тысяч рабочих. Однако снабжать всем необходимым этот удаленный район было трудно. Скот, например, приходилось гнать через непроходимую тайгу и болота из Якутии, с Вилюя, где его и так было мало. Гораздо удобнее был бы путь с юга - из южно-забайкальских степей. Обеспокоенные золотопромышленники обратились в Сибирский отдел Русского географического общества с просьбой о помощи в изыскании к приискам пути, которым можно было бы доставлять скот и товары, и пожертвовали на это изрядные суммы.
