Л Новиков - Сказание о Сибирякове
Сараев собрал остатки сил и снова пополз. Он пробирался сквозь хаос разрушений, нагромождение досок, бревен, канатов, обугленных трупов. Наконец добрался до кают-компании. В нос ударили запахи йода и крови. На полу, на сдвинутых стульях лежали и сидели раненые. Сараева в суматохе никто не заметил, он лежал у порога. "Вот и добрался к своим, теперь все будет хорошо". Эта мысль успокаивала.
Тогда он ухватился рукой за ножку привинченного к полу стула и попробовал подтянуться; удалось лишь переползти порог. Увидал Наташу, потом Варю. На столе кто-то стонал. Валя делала перевязку, ей помогала тетя Даша.
До слуха Сараева доносились звуки команд, треск бушующего огня, выстрелы орудий, медный звон падающих гильз. "Носовые бьют. Еще сражаются".
И вдруг все исчезло, потонуло в грохоте. Парторга швырнуло к стене. В густом облаке дыма он различил лишь блуждающие тени. Казалось, люди переламывались пополам. Вот дым рассеялся, и Сараев увидел фигуру женщины. С распростертыми руками она шла прямо на него, ее большие глаза были широко открыты. "Валя!" Девушка сделала еще шаг, затем, сломившись в коленях, рухнула, как подрубленная березка.
"Опять один", - Сараев собрал в себе остатки сил и снова пополз искать людей. Он сам не понимал, как ему удалось взобраться на мостик. Среди разбитых приборов и осколков стекла лежал штурман Павел Иванов. Он был мертв.
Вот уже и правое крыло рубки. Снизу доносятся голоса. Узнал бас Павловского, услышал команды Качаравы, Элимелаха. Подтянувшись на руках до края площадки, Сараев посмотрел вниз. Командир стоял, прислонившись к фальшборту, и давал распоряжения. Он был в полосатой тельняшке, с наганом на поясе и почему-то вдруг напомнил Сараеву революционного матроса из кинофильма "Мы из Кронштадта". Окровавленная рука Качаравы повисла как плеть, но он продолжал руководить спасением людей.
Сознание уходило.
* * *
Когда "Сибиряков" беспомощно закружился на месте, Бочурко понял: "Что-то стряслось с машиной". Не раздумывая, он бросился в котельную. Пробраться туда оказалось нелегко - палуба корабля, развороченная снарядами, напоминала поле сражения, где вперемежку было свалено все: дымящиеся доски, искореженные куски металла. Ему преграждали дорогу взбесившиеся от страха животные. Коровы не мычали, а надсадно выли хриплыми голосами, с визгом носились собаки и путались под ногами. У самого входа валялся бычок с оторванной головой, придавив дверь, из-за которой вырывался густой белый пар. "Там же люди!" Бочурко стало не по себе. Старший механик с трудом оттащил от двери тяжелую тушу. Его обдало горячим паром. Рана в плече давала о себе знать. Он ринулся вниз, но задохнулся и остановился. Из глубины, подобно призраку, появился странный силуэт. Бочурко не сразу различил, что это были два человека: один нес другого. Теперь он узнал их. Николай Матвеев тащил вверх по трапу второго механика Валерия Паромова. Сам он тоже был обожжен. Николай Григорьевич стал помогать. Вдвоем они вынесли Паромова и положили на палубу. В это время на них случайно натолкнулись матросы из спасательной команды боцмана - Дмитриев и Седунов. Павловский послал их осмотреть еще раз палубу: нет ли где-нибудь раненых? Санитары положили на носилки механика и понесли к шлюпке.
Матвеев, который отдышался на воздухе, вдруг схватил Бочурко за плечо и простонал:
- Внизу Воробьев и Чечулин!
Вместе с Матвеевым Бочурко снова бросился к трапу. Навстречу, пошатываясь, выполз Воробьев. Бочурко крикнул:
- Где Чечулин?
Кочегар, словно не понимая вопроса, молча расстегивал ватник. Он тяжело дышал.
- Где Чечулин? Понимаешь? - срывающимся голосом повторял Бочурко, теребя матроса за плечи. Тот устало стер ладонью пот со лба, тихо произнес:
- Искал его, не нашел. Снаряд туда попал. Конец машине.
Бочурко стащил с головы кожаный картуз и произнес вслух, обращаясь к кораблю:
- Это все, "Саша". - И тут же, другим, властным голосом скомандовал: - А ну, ребята, быстрее на помощь к Павловскому, там раненых много.
Старший механик стал пробираться к командиру.
* * *
Сараева увидел Павловский. Он взбежал по трапу и, бережно подняв товарища, спустился и положил парторга на палубу.
- Петя, Петенька! - услышал боцман голос Наташи.- Еще немножечко. Девушка тащила бледного Шарапова. Он обнял ее рукой за шею и с трудом волочил ногу.
- А ну, давай помогу, - сказал Павловский и легко перевалил Шарапова через борт. - Держи, Морозов! Наташа, давай за ним. Теперь примите Сараева.
На воде качались две полузатопленные шлюпки, в них уже находилось несколько раненых.
Боцман, плотники Герега, Карпов, Седунов и Копытов еще и еще раз обшаривали горящие помещения.
Рядом с Качаравой вдруг появился Бочурко. Он стоял молча, и по щекам его катились крупные слезы.
Вся жизнь старшего механика была связана с этим стареньким пароходом. Начал он на нем работать еще безусым пареньком и дослужил до седых волос. Старел Бочурко, старела и машина - сердце ледокола, и никто так, как он, не понимал биение этого сердца. Старый механик помнил все дороги, которыми хаживал "Сибиряков".
- Конец нашему "Сибирякову", Алексеич. Уж лучше утопить, чем вот так, сказал Бочурко.
Качарава кивнул головой:
- Верно, Дедушка, видно, пора!
Глаза старшего механика озарились каким-то внутренним светом, в них горела решимость. В эту минуту он был прекрасен, как бывает прекрасен человек, идущий на подвиг.
- Не увидимся больше, капитан! Иду...
И Бочурко отправился открывать кингстоны. Качарава смотрел ему вслед. Было ясно: старший механик не расстанется с кораблем, как и он сам.
Но случилось иначе.
Над палубой вновь разверзлось небо, совсем близко разорвался фугасный снаряд. Качарава схватился за живот и, скорчившись, рухнул на палубу.
Боцман поднял его, нежно, словно ребенка, уложил на брезент. Несколько рук помогли ему спустить командира в шлюпку. В ней было уже человек двадцать. Шаршавин и Герега приняли бесчувственного Качараву и положили на корму. С борта начали спускаться остальные.
- Спасайте, люди в воде, - раздался сверху голос Элимелаха.
Все повернули головы. Метрах в двадцати от них плавала перевернутая шлюпка, опрокинутая взрывом. Она накрыла тех, кто был в ней: женщин, раненых. Вот над водой показался Алексеев, затем Сараев, больше никого.
- Держись, ребята! - крикнул им Герега.
Плотник оттолкнулся веслом от борта. Грести мешали плавающие в воде обломки. Едва успели: еще минута, и оба товарища пошли бы ко дну. Сараева вытащили уже без сознания.
- Комиссар! Комиссар! - звали матросы. -Прыгайте вниз, к нам, - и начали грести к судну. Нос "Сибирякова" скрылся под водой.
