Владимир Жердев - Мой, твой, наш Владимир Высоцкий. О поэте, пророке и человеке
Райские яблоки
Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, —Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину
ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, но покойников мы бережём.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп,
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали – гляжу: пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап – тысяч пять – на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом —
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить – и ушёл.
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, – нас встречают малиновым
звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне – чтоб были друзья да жена – чтобы пала на гроб, —
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок…
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я подох на задах, на руках на старушечьих дряблых,
Не к Мадонне прижат Божий Сын, а к стене,
как холоп.
В дивных райских садах просто прорва мороженых
яблок,
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Херувимы кружат, ангел окает с вышки – занятно!
Да не взыщет Христос, – рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад, ускакал я из рая обратно,
Вот и яблок принёс, их за пазухой телом согрев.
Я ещё раз умру – если надо, мы вновь умираем.
Удалось. Бог ты мой! Я не сам – вы мне пулю в живот.
Так сложилось в миру – всех застреленных балуют раем,
А оттуда землей… Береженого Бог бережет!
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой – он апостол, а я – остолоп.
Вот и кущи – сады, в коих прорва мороженых яблок…
Но сады сторожат – и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых
и зяблых, —
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя я везу: ты меня и из рая ждала!
Кони привередливые
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, —
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые —
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
я куплет допою —
Хоть мгновенье ещё постою
на краю…
Сгину я – меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, —
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые —
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
я куплет допою —
Хоть мгновенье ещё постою
на краю…
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, —
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались привередливые…
Коль дожить не успел, так хотя бы – допеть!
Я коней напою,
я куплет допою —
Хоть мгновенье ещё постою
на краю…
Бег иноходца
По камням, по лужам, по росе.
Бег мой назван иноходью – значит:
По-другому, то есть – не как все.
Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне —
Но не под седлом и без узды!
Мне сегодня предстоит бороться, —
Скачки! – я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца, —
Но не я – жокей на мне хрипит!
Он вонзает шпоры в рёбра мне,
Зубоскалят первые ряды…
Я согласен бегать в табуне,
Но не под седлом и без узды!
Нет, не будут золотыми горы —
Я последним цель пересеку:
Я ему припомню эти шпоры —
Засбою, отстану на скаку!..
Колокол! Жокей мой «на коне» —
Он смеётся в предвкушенье мзды.
Ох, как я бы бегал в табуне, —
Но не под седлом и без узды!
Что со мной, что делаю, как смею —
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею —
Я прийти не первым не могу!
Что же делать? Остаётся мне —
Вышвырнуть жокея моего
И бежать, как будто в табуне, —
Под седлом, в узде, но – без него!
Я пришёл, а он в хвосте плетётся —
По камням, по лужам, по росе…
Я впервые не был иноходцем —
Я стремился выиграть, как все!
На языке ассоциаций под образом коней скрыты чистые человеческие мысли, которые бурным потоком летят в Душу, теребят её, создают внутреннее беспокойство, отчего сердце начинает биться с удвоенной силой и частотой. И в этом состоянии человек, которого настигло это высочайшее чувство вдохновения, уже не сможет ни спать, ни есть, ни передвигаться. Его рука обязательно потянется к перу, а перо – к бумаге, чтобы мгновенно зафиксировать этот поток информации в живых словах, которые порой сами летят из космического пространства в рифмованной форме. Это и есть мгновение озарения и просветления.
