Юрий Аракчеев - В поисках апполона.
— Палец скрючило. Это я через ручей перебирался. Здесь недалеко. С камешка соскользнул и на руку вот так упал. Сломал палец.
Он показал, как именно упал на руку, еще раз продемонстрировал бурую закорючку, а я по-прежнему весь кипел от досады. Теперь он еще что-нибудь из своей жизни начнет рассказывать, в отчаянии подумал я, а Поляна моя тем временем… Что же делать, а?! И Аполлониусов ведь нет — пока мы с ним стояли, я еще раз внимательно огляделся и ни одного не увидел, ни одного! А с Игорем когда были, то их много летало!
— Тут ведь по камням скакать приходится, — продолжал он тем не менее. — Вы же шли сюда, видели. Вот и я года три назад… Скользкий камень попался. Срослось, но криво, видите?
И опять зачем-то показал свою покалеченную руку. А я зачем-то посмотрел. Господи, а время идет, золотое время! Но уже и воспоминания не осталось от моего благостного настроя…
— Тут нечего делать, — продолжал как ни в чем не бывало Роман Янович Крепс, причем говорил он таким громким голосом, что, я думаю, от одного этого все Аполлониусы попрятались или разлетелись. — Я с первым автобусом приехал, уже час здесь хожу. Ничего нет, все дождь побил. Или Кирилюк выловил. Вы Кирилюка не встречали? Он все подряд ловит.
— Кто это — Кирилюк? — спросил я скорее просто по инерции, чем из любопытства.
— Профессор московский, он сюда приезжает каждый год. Всех подряд ловит.
«Знаю, знаю, как он все выловил, какой дождь побил. Вы небось и выловили все», — думал я в бессильной злости. Но что же, что же делать? Нет Поляны. Так я и знал.
— Пойдемте, вниз спустимся. Пойдемте, пойдемте, здесь нечего делать. Я вам другое место покажу.
И, даже не оглядываясь, в полной уверенности, очевидно, что я за ним последую, гигант стал спускаться к куще деревьев, где лежал мой рюкзак. Что было делать? Я последовал за ним, решив, что по дороге как-нибудь ускользну и вернусь сюда. Как же иначе его отсюда увести? Поразительно, подумал я, как легко лишить очарования даже такой первозданный уголок. Вот он, «антропогенный фактор» во всей своей выразительности!
Пока спускались, я немного успокоился. В конце концов у меня есть еще несколько дней. Не повезло сегодня, что ж поделаешь! Придется испить чашу невезения до конца.
— Берите вещи, — сказал он тоном приказа, — пойдемте дальше. У меня есть камень-трон, я вам покажу. Берите, берите, там лучше будет.
Ужасно раздражала его безапелляционность, этакая, я бы сказал, беспардонность, но все же я опять подчинился. Пусть покажет. Улизнуть в конце концов всегда успею. Опять он шел впереди, не оглядываясь, в полной уверенности, что приказы его исполняются.
— Я ждал вашего звонка, — сказал он, когда переходили по камням речку.
— Да, я собирался вам позвонить, — соврал я. — Только позже. Вчера такой дождь был…
— Ну вот я и решил сам прийти. Осторожно, не поскользнитесь! Сюда, сюда идите! А это камень-трон. Видите, похоже на кресло.
Да, действительно: сиденье, спинка. Все это словно вырублено из огромного монолита. Мы оба легко уместились на сиденье, хотя я, конечно, занял значительно меньше места.
— Уфф, — сказал гигант, переводя дух. — Душно, чувствуете? Земля сохнет после вчерашнего дождя. Испарения поднимаются. Как высохнет, так легче будет. Дышите глубже и медленнее, так лучше.
Я решил тем временем перекусить — так торопился к Поляне, что даже не позавтракал. Чего ж теперь время терять?
— Вылейте, вылейте эту воду! — приказал он, когда я, не спросив его, начал набирать во фляжку из реки, рядом с которой мы сидели. — Здесь не пейте, вон там наберите. Видите, водопадик? Там и набирайте, там лучше вода. Она фильтруется в травах, и скот там не пасут.
Все во мне противилось диктату, но доводы его были все-таки убедительны, и я вылил.
— Где? — переспросил я.
— Вот здесь обойдите, а вон водопадик, в траве. Не здесь, дальше обойдите! Так. Видите, водопадик? Рядом мята растет. И фляжку сначала ополосните.
Водопадик действительно был. И преотличный, хотя и маленький. И заросли мяты, потревоженные мной, источали пряный, восхитительный аромат. Ну что ж, ладно. В конце концов он ведь здешний. Пусть покажет что-нибудь. Склон Максимова никуда не уйдет.
Рядом с «троном» упоительно благоухал весь розовый от цветов куст шиповника. И со всех сторон были заросли. Действительно, хорошее место.
— Извините, я не ел ничего, — сказал я, зачем-то оправдываясь и доставая хлеб, огурцы, еще что-то. — Хотите?
— Нет, — ответил Крепс и тяжело вздохнул. — У меня кишки барахлят. Два дня ничего не ел. Только воду пью. Наберите-ка и мне.
Я послушно взял его фляжку, набрал там же, в водопадике. Наконец сел перекусить. На мою ногу опустилась крупная златка. медленно поползла. Разумеется, я тотчас решил ее сфотографировать: на ловца и зверь бежит…
— О смотрите, она вон с той ивы! — сказал Крепс, заметив златку. — Только не отпускайте! Когда сфотографируете, дайте мне, я ее в морилку посажу.
Досада, естественно, тотчас опять взвилась во мне: посадите, как же! Я нарочно долго фотографировал златку, и она в конце концов улетела.
— Ну ничего, — против моего ожидания довольно спокойно сказал Крепс. — А жаль, у меня ведь такой нет! У меня для вас сюрприз.
Он полез в небольшой заплечный мешок, покопался там и вытащил стеклянную банку.
— Гусеницы Аполлониуса. Наверное, захотите снять? Правда, они уже не очень бойкие, но я лучших выбрал. Остальные уже окуклились. — И он протянул мне банку.
Интересно. Неужели он принес специально для меня? Гусеницы Аполлониуса! Ведь это тоже предмет моей Мечты. Где ж их сейчас встретишь… И вот. Они были черные, мохнатые, с красными пятнами.
— Вы специально для меня принесли? — спросил я, не веря своим глазам.
— Ну, я думал, вы захотите их снять. Ростислав сказал, что вы Парнассиусами интересуетесь. Вытаскивайте, не бойтесь. Они никуда не убегут. Хотите, зеркальцем вам подсвечу. Снимайте!
Интересно, интересно. Как по волшебству, возник здесь этот гигант и гусениц Аполлониусов принес. Вот так Поляна. Уже и появление Крепса я воспринял как одну из ее тайн.
9.Так и состоялось наше знакомство. Конечно, я тогда еще не остыл, досада еще вовсю тлела, но гусеницы Аполлониуса! Я и надеяться не мог на то, что когда-нибудь их сфотографирую. И вот, пожалуйста.
Они были не слишком крупными — странно, что из них выводится такая большая бабочка, — но, конечно, очень красивы. Роман Янович терпеливо подсвечивал зеркальцем и опять без конца приказывал: «Теперь с этой стороны! Да нет, вон с той… Вот такой ракурс еще, смотрите!» — но я слушал его только тогда, когда приказы совпадали с моим желанием, а вообще проявлял твердость.
