Юрий Мейер - Записки белого кирасира
Пусть читатель не подумает, что охота всегда так успешна, как описанная тут. Гораздо чаще бывает, что, пока вы едете в объезд, джейраны уже ушли со старого стойбища. Еще чаще скрадывание ползком не удается, и они вас видят или почуют, пока вы еще далеко от них. Тогда в несколько секунд их и след простыл за верхней кромкой барханов. Если стадо большое и там несколько козлов, стоящих все время на страже, то ваши шансы минимальны. Лучше не тратить силы: вас увидят или почуют.
Пора вернуться из пустыни к усадьбе. Дело в том, что воды в Мургабе не хватает, и из 250 тысяч десятин в год можно оросить не более 70 000 десятин. Поэтому даже недалеко от усадьбы есть залежные земли, черед которым для обработки придет через несколько лет. Эти пространства земли заросли густой колючкой, и если сойти с дороги и пойти вглубь, то из-под ваших ног с шумом начнут вырываться фазаны, самцы и самки. Красавцы с медно-красной золотистой грудью, темно-синей головой и пестрыми длинными перьями хвоста. Курочки же совсем скромные, серенькие и значительно меньше. Стрелять их запрещено. Можно только отстреливать самцов. Стрельба нетрудная. Когда фазан бежит и взрывается на воздух, его полет медленный, прямой и медленно поднимающийся над землей. Можно идти и без собаки. Но раз я беру с собой Лорда. рыжего пойнтера, доставшегося нам от предшественника отца — Александра Николаевича Малахова. Лорд пробивается через колючку и поднимает сразу без стойки нескольких фазанов. Вдруг я перестаю видеть его голову и спину. Бегу в этом направлении и вижу Лорда, лежащего на боку с вываленным языком. Его грудь и бока ходят высоко и прерывисто, ища воздуха. Я бросаю ружье, с трудом взваливаю на себя потерявшую сознание собаку и бреду к линии деревьев. Это обычный ландшафт. Ровное поле, заросшее колючкой и ограниченное на расстоянии в одну-две версты тянущимися за горизонт деревьями. Они растут тут по берегу более крупных каналов-арыков. Цель моя донести Лорда в тень и положить его в воду. Но я еле дошел до этой цели и сам с собакой погрузился в воду. Потом пришлось идти в усадьбу, вызывать ветеринара, ехать уже в экипаже за Лордом. Но мои усилия не помогли. Лорд сдох, не приходя в сознание. Сначала мы думали, что причина его смерти укус змеи, но потом определили солнечный удар.
Зимой надо ехать на водохранилища. Это озера, образовавшиеся за тремя плотинами: Гиндукушем, Иолотанью и Султан Бентом. Морями их назвать нельзя. У плотин и дамб они шириной в три-четыре версты и длиной, постепенно сужаясь, верст 10–15. Если вы посмотрите на карту, то убедитесь, что эти небольшие озера являются единственными водными пространствами среди пустыни, на сотни верст от большой реки Амударьи или Аральского моря. И поэтому, когда зимой вы выезжаете на дамбу, вы не можете прийти в себя от изумления: вся вода покрыта плавающей птицей. Гуси и утки из России прилетают сюда на зимовку. Тут же цапли и журавли. Среди них трудно найти те породы, которые круглый год живут в этих широтах. На сваях у берега вы увидите серо-белых пеликанов с их бесконечными носами и раздувающимися зобами, точно таких же, как ныне во Флориде. Есть даже и порода фламинго, но почти совсем белых. Это скопление птицы создает совершенно особые условия для охотников. На утренних зорях, если стоять за плотиной со стороны воды, ежеминутно на вас со всех сторон налетают стаи уток. Стреляя дуплетом и из двух двустволок, передавая их по очереди егерю, один из сослуживцев отца поставил рекорд — за одно утро 76 уток.
Безгранично было разнообразие охоты в России. Мне в этом отношении не повезло — надо было родиться раньше. На таких охотах, как глухариный ток, как большие волчьи облавы, как охоты в степи на дроф и стрепетов, мне побывать не пришлось, о них я слышал только увлекательные рассказы от моего отца и дяди. Передам только рассказ моего отца о глухарином токе.
Начало апреля. Снег в лесу сошел, кроме глубоких рытвин и по северным склонам оврагов, но деревья стоят еще голые. Восток еще не светлеет. Ночевать надо в сторожке лесника. В лесу стоит какая-то набожная тишина, внизу тьма. Поднимаешь голову и видишь небо с большими ясными звездами и слушаешь. В воздухе разлита какая-то особая радость возрождающейся жизни. Чудно пахнет прелым листом, тающим снегом — зима прошла. Лесник говорит, что глухарь поет недалеко, саженях в двухстах. Слушаешь и ждешь, и вдруг слышится начало первой части глухариной песни. Ее надо слушать, не издавая никаких звуков. За ней следует вторая часть, при которой у глухаря закрываются ушные заслонки, и он в любовном экстазе ничего не слышит. Это очень короткий период, в который надо сделать два-три громадных скачка в направлении глухаря и в любом положении замереть, чтобы не выдать себя очень чуткой птице. Бывает, что в темноте летишь, спотыкаясь, в рытвину, наполненную снегом и под ним талой водой. Но упаси Бог встать. Надо лежать и ждать следующей очереди пения. Иногда глухарь возьмет и замолкнет, что-то почуял. И тогда трясешься от страха, что вспугнул его и он улетит. Но при удаче. ловкости и, главное, благоприятной местности примерно через час преодолеваешь пространство и оказываешься у ствола большой сосны.
Очень высоко над вами на большой горизонтальной ветви вы видите темную массу птицы. В азарте она иногда расправляет большие крылья и делает несколько шагов по ветке вперед и назад. Сам выстрел нетрудный — он по сидящей птице, ясно выделяющейся на фоне светлеющего неба. Убитая птица тяжело падает с дерева к вашим ногам. Но такой успех бывает нечасто. Все зависит от умения подкрасться, не напугав птицу. Бывает, что вы сделали полпути, а глухарь вас почуял, сорвался и улетел. Значит, все усилия на этот день пропали даром. Совершенно безнадежно, когда два глухаря токуют на небольшом расстоянии друг от друга и глухие периоды их пения не совпадают. Тогда лучше и не пытаться: одного из них непременно всполошишь.
СМУТНЫЕ ГОДЫ. ПЕТРОГРАД
Этим именем я называю период моей жизни начиная с окончания гимназии в 1915 году. Я уже писал о том, что нашему поколению выпала доля оказаться на великом переломе, пережить великую ломку, исчезновение векового строя монархии в России, видеть только его конец, пережить Первую мировую войну, уже значительно поколебавшую прежние устои общества, быть свидетелями двух революций, принять участие в гражданской войне и, наконец, попав в лагерь достойных оплакивания побежденных, уйти в изгнание.
По существу тот уклад, тот быт, который казался нам вечным, кончился летом 1914 года. В июне газеты заполнились сообщениями об убийстве в Сараеве наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его морганатической супруги графини Хотек. Русское общественное мнение с 1908 года считало Австро-Венгрию, после аннексии Боснии и Герцеговины, врагом России, особенно когда выяснилось, что австрийский министр иностранных дел Эренталь нагло обманул нашего министра Извольского при свидании в Бухлое. Последующие июль и август месяцы 1914 года можно считать для России периодом величайших ошибок в оценке положения и в решениях. Удивительно, что наши отцы, весь русский правящий класс, за редчайшими исключениями, оказались во власти бессмысленных воинственных настроений. Убийство в Сараеве произошло в так называемый Видовдан — национальный праздник сербов, своего рода День независимости. Франц Фердинанд, принимая участие в этом празднестве, хотел символически подчеркнуть, что он желает в Австро-Венгрии поставить многочисленные народы славянского происхождения на равную ногу с немцами и венграми. Защищаемая им идея как-то совсем не вязалась с его моральным обликом. Он был прямым гордым представителем Габсбургской династии с непоколебимым убеждением в превосходстве германской расы. И, несмотря на это, он с большой прозорливостью понимал, что необходимо сделать в стране уступки полякам, чехам, хорватам. Эти его намерения являлись смертельным ударом по надеждам и притязаниям сербов, мечтавших о воссоединении южных славян, живших в Австро-Венгрии, с целью превращения крохотной Сербии в мощную славянскую державу. Эти настроения в Белграде и были идейным двигателем задуманного и совершенного террористического акта.
