Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма
Охранник помрачнел и был готов прекратить дальнейший разговор со мной. Раз меня не было в списке, то я для него не существовал. С подобного рода отношением мне доводилось сталкиваться слишком часто на Украине. Какой-то мелкий чиновник с его глупыми штампами приводил меня в состояние полного расстройства, вплоть до нервного срыва.
– Позвоните, – повторил я свою просьбу и важно добавил: – Это относительно Олимпийских игр, – в надежде, что эти магические слова заставят его работать.
При упоминании Игр (Петербург добивался права принять у себя Олимпиаду-2004) охранник оживился и, похоже, был готов действовать. Страсти вокруг заявки Петербурга быть хозяином Олимпиады затрагивали национальную гордость России. Пропагандистскую значимость проведения летних Олимпийских игр в России понимали высшие политические руководители страны, которые отчаянно стремились объединить огромную страну, находящуюся в бедственном положении.
С момента распада СССР на пятнадцать частей Россия постоянно испытывала жестокий кризис самоидентификации. Большинство русских выросли и были воспитаны в убеждении, что быть русским – это значит быть частью великой и сохраняющей свои традиции империи. Обычные русские граждане без конца говорили о символах победы: Петр Великий и Екатерина II, Гагарин, Севастополь, спутник. Даже Сталина восхваляли за расширение имперских границ вплоть до Берлина. Быть русским означало быть властелином и хозяином, даже если сами вы жили в нищете. Это мало отличалось от мироощущения британцев и французов, которые, должно быть, также думали о себе на определенных этапах прошлого века, что было своего рода наркотиком для масс.
Распад Советского Союза все изменил. Многие русские больше не знали, кто же они на самом деле. Кроме того, их образ жизни перевернулся с ног на голову. Старые враги на Западе стали теперь благодетелями, господствовавшая идеология была дискредитирована, прежние страны-саттелиты вдруг неожиданно стали спесивыми и негостеприимными.
Рядовые жители Санкт-Петербурга чувствовали это так же остро, как и любой гражданин России. Когда, например, они теперь ездили в Таллин через новую эстонскую границу, им приходилось по большей части выступать в роли просителей. Они были не в состоянии позволить себе делать покупки по высоким скандинавским ценам в городах, которые вышли из-под опеки Москвы и повернулись в сторону своих богатых и консервативных нордических корней. Русские ощущали дискриминацию по отношению к себе со стороны ставших свободными рассерженных эстонцев, которые теперь могли указывать своим прежним хозяевам, по какому пути им следует идти.
Однако Игры показали бы миру, что Россия отошла от края пропасти, что она возрождается из пепла коммунизма и становится страной, с которой вновь надо считаться. По крайней мере, мне так казалось.
Была только одна проблема. Москва уже проводила Олимпийские игры в 1980 году. Спортсмены из США и большинства других западных стран остались тогда дома и тем самым бойкотировали эти Игры из-за вторжения Советов в Афганистан. С 1980 года прошло слишком мало времени, и столица не могла претендовать на проведение Игр. Так что оставался Санкт-Петербург. Однако он был совершенно не готов. Семь десятилетий социализма привели этот величественный город к невообразимому разорению. Построенный примерно триста лет тому назад на дубовых сваях, забитых в прибрежную болотистую почву, город каналов и соборов получил свое устойчивое второе название – Северная Венеция. Но Петербург – символ царского могущества – не пользовался благосклонностью коммунистов, которые позволили его парадным дворцам, да и практически всему остальному, впасть в катастрофически ветхое состояние.
Снег скрывал следы разрухи, но не мог скрыть тот факт, что город буквально разваливается на части. На обочинах дорог стояли, накренясь, древние троллейбусы со сломанными осями. Провалы улиц выглядели так, будто их не мостили с тех времен, когда стреляла «Аврора». Тротуары были покрыты крупными осколками битого кирпича, с крыш свисали гребенки сосулек, убийственно падающих рядом с когда-то элегантными фасадами. Трубы городской отопительной системы настолько прогнили, что почва над ними оттаяла, образовав лужайки травы, окруженные снегом. В некоторых частях города водопроводные трубы так проржавели, что из кранов текла какая-то оранжевая муть. Телефонная система в городе была, возможно, еще более старой, чем в Киеве. Если вы пытались дозвониться по официальной Петербургской олимпийской горячей линии, то могли вдруг нарваться на удивленного оператора какого-нибудь сталепрокатного завода в Сибири.
Шагая по Невскому проспекту, было, откровенно говоря, трудно вообразить, что Санкт-Петербург собирается в 2004 году принять у себя Олимпийские игры. Олимпийские велосипедисты, несущиеся на большой скорости, могли закончить свою спортивную карьеру в какой-нибудь выбоине, выпачкаться штукатуркой, дождем падающей с балконов на зрителей. Я представил себе ныряльщиков, прыгающих в мрачные и протекающие бассейны, и легионы раздраженных туристов, которые после взятки были втиснуты вшестером в тусклые спальные комнаты советской эпохи.
Не случайно президенту Международного олимпийского комитета Хуану Антонио Самаранчу, приглашенному в Россию премьер-министром Черномырдиным, устроили тур только по красным ковровым дорожкам в Москве. После этого он вернулся в Швейцарию, так и не посетив сонный Санкт-Петербург. Москва была западным окном России, подновленной и с блеском отделанной гостиной страны, куда приглашают почтенных и уважаемых людей поглазеть с разинутым ртом на позолоченную фурнитуру.
Санкт-Петербург был низведен до чердака, куда обычно посылают родственников хозяев спать на пыльной и сломанной антикварной мебели. Подобное дурное обращение с Санкт-Петербургом вызывало глубокую печаль. И все-таки я предпочитал износившуюся элегантность этого города всем московским постройкам, созданным за счет новых денег. В Санкт-Петербурге вы жили рядом с прошлым, а Москва жила только сегодняшним днем.
Вскоре я выяснил, почему мое имя не было включено в список охранника в Смольном. Правительство Петербурга переживало не лучшие времена. Бывший мэр недавно сбежал в Париж, якобы для лечения, а на самом деле из-за преследований и обвинений в профнепригодности. Вдобавок глава Управления по приватизации имущества города был только что застрелен, а заместитель мэра, с которым предполагалась встреча, еще входил в курс дела, поскольку его предшественник, некто по фамилии Путин, за несколько месяцев до этого был вызван по делам в Москву.
