Иван Зайцев - Соловки. Коммунистическая каторга или место пыток и смерти
Да не подумает читатель, что это фантазия или оговорка, Нет. На самом деле это административное деление официально именуется «рота отрицательного элемента».
Это шедевр высшей коммунистической квалификации для определения своей грозной опоры, своей высшей касты пролетариата. Эта рота комплектуется главным образом из уголовного мира соловчан-каторжан. В эту роту помещают тех, которые, по мнению Соловецкой администрации, совершенно не поддаются исправительному воздействию: во-первых, воришки-рецидивисты, которые не оставляют своего ремесла и на Соловках, а во-вторых, и главных, симулянты, саботажники и все, упорно не желающие выполнять принудительные работы. В действительности, дело обстоит совсем не так. Все эти уклоняющееся от работ под разными предлогами — симулянты саботажники и проч., делают это вынужденно, так как все они босые, полуголые. Они всемерно изощряются как-нибудь избавиться от выхода на работу, особенно в холод и непогоду. Как уже сказано выше, нарядчики не считаются с отсутствием одежды и выгоняют всех на работу, хотя бы был суровый мороз. Все эти голодранцы, будучи на работе, убегают с работ, и укрываются где-нибудь, стараясь защитить себя от холода. Никакие дисциплинарные наказания и избиения не останавливают их от этого.
Да оно и, само собой, понятно, лишь следует учесть их психологию: избиение будет, а, может быть, и не будет, или будет легкое, а холод дает себя чувствовать сейчас, в данную минуту, и они стараются укрыться от него; — тут руководит ими инстинкт самосохранения.
Так вот, всех таких, упорно старающихся сохранить свою жизнь, соловецкая администрация причисляет к отрицательному элементу и составила из них особую роту. В большинстве это молодые парни, в прошлом здоровые и крепкие, теперь же, правда, истощенные от недоедания. Они охотно ходили бы на работу, если бы их снабдили одеянием. Находясь еще в рабочих ротах, до заточения их в «роту отрицательного элемента», они пытаются добыть себе что-либо из предметов одеяния, конечно, путем воровства, чтобы ходить на работу и не попасть в ужасную роту.
Это горько несчастные узники... Все их злосчастье в том, что они босые и голые, — вследствие чего они не могут быть аккуратными в работе и за это содержатся в кошмарных условиях.
* * *
В небольшом холодном неотапливаемом помещении, где-то на чердаке, под крышей, набито до 300 человек босых, полуголых и грязных людей. Люди расположены густо и кучно на двухярусных нарах и на полу.
О каких-либо постельных принадлежностях, само собой, не может быть и намеков. Для защиты себя от холода в неотапливаемом холодном и страшно сыром помещении несчастные узники составляют между собой группы, которые они сами называют «тепловые группы», по 4 или 6 человек каждая. Эта группа представляет из себя кучу человеческих тел, переплетшихся между собой; — так, ноги одного переплетают шею другого.
Для составления «тепловой группы» выработаны ими особые приемы, которые выполняются по команде и по разделениям, — по счету: делай «раз», «делай два» и т. д.
Эта рота совершенно изолирована от других и находится на карцерном положении и на самом скудном довольствии: узники получают лишь по одному фунту черного хлеба в день, раз в сутки серую жидкость, подобие супа, и два раза в день кипяток по две кружки.
***
В Кеми на пересыльном пункте есть подобная же рота: это № 2 карантинная рота, которую местные, кемские, арестанты именуют «ротой леопардов». Точно также и там собраны босые, полуголые и больные заключенные. Условия содержания еще более кошмарные, чем «роты отрицательного элемента» на Соловках. Во время переотправления меня с Соловков по окончании срока в ссылку на берег Ледовитого Океана мне пришлось пробыть еще в заточении в Кеми в течение четырех месяцев. Я находился в первой роте, так называемого «карантина», по соседству со 2-ой ротой, или «ротой леопардов». Помещение меня в карантине было применено ко мне как репрессия по следующей причине. Срок принудительных работ я уже закончил. Тем не менее, продолжали гонять меня на принудительные работы в ротах передаточного пункта в Кеми, на Поповом Острове.
Я категорически отказался от выхода на работу, как кончивший срок. По приказанию Начальника Кемперпункта меня, как злостного саботажника и агитатора, отправили в ужасные карантинные роты. Условия содержания в нашей, первой роте, было немногим лучше, и то лишь в смысле переполнения, чем в «роте леопардов».
Ежедневно мы были зрителями, как «леопардов» выпускали для отправления естественных надобностей. Отхожее место было вдали от нашего барака, в 150 метрах, на опушке леса.
Была приполярная суровая зима, декабрь-февраль мес. Лежал глубокий снег. Очередь посещения отхожего места наступала для второй роты «леопардов».
Часовой у барака командовал: «Вылетай по пяти на оправку!» И вот из роты «леопардов» выскакивали пять звериноподобных типов: босые, без кальсон, в одной рубашке, вернее лохмотья от рубашки, с всклоченными длинными волосами, покрытые слоем грязи, по цвету кожи как бы негритянской расы (многие не помнят, когда умывались).
Эта пятерка с места неслась карьером по снежным тропинкам к отхожему месту, перегоняя один другого. Быстро завершала свои надобности также карьером неслась обратно в барак. Мгновенно вылетала новая пятерка и проделывала такую же экскурсию. В виду многочисленности роты, более 300 человек, такие скачки голых людей по снегу в трескучий мороз продолжались более часу.
Какая выигрышная панорама для кино-съемки!.. Было бы превосходно заснять на фильму истинную Соловецкую жизнь и продемонстрировать перед заграничной публикой. В мое время Совкино производило кино-съемку Соловецкой жизни. Боже!.. какая наглейшая и подлейшая была инсценировка всех видов и сцен!
* * *
В то время, когда, мы были страдальцами на Соловках, находясь в кошмарных условиях каторжного режима, в Советской газете «Известия» появилось интервью с французским литератором, Анри Барбюссом, который посетил Москву и осматривал достопримечательности, в том числе некоторые (ПОКАЗНЫЕ) Московские тюрьмы. Анри Барбюсс пришел в восторг от виденных им тюрем; он нашел, что это не тюрьмы, а институты благородного воспитания, что он постарается ознакомить всю Европу с идеальными Советскими тюрьмами (!!!).
Дело в том, что показная сторона у большевиков поставлена превосходно. Для втирания очков иностранцам у них в Москве есть показные: фабрики, заводы, мастерские, лаборатории, музеи, библиотеки, приюты, коммуны и прочее, а также есть показные места заключений, например, Сокольницкий исправдом (который и видел А. Барбюсс) и Бутырская тюрьма ГПУ. На счет показа у большевиков все строго продумано и предусмотрено, или короче говоря — все окружение иностранцев, когда они попадут в Совсоюз, обставлено исключительно с показной стороны.