Николай Долгополов - Вартанян
— Точно! Это из «Российской газеты».
— И друзья нас, конечно, узнали. Обращались к знакомым, искали номер нашего телефона, и мы с Гоар решили: пусть звонят. Тут же через неделю приехали со слезами на глазах в Москву всей семьей, и мы провели с ними целую неделю. Теплые люди, горевали, думали, мы погибли.
— Знали, чем вы по-настоящему занимались?
— Нет! Даже не догадывались. А сейчас — не спрашивали. Гоар Левоновна добавляет:
— Но прорвалось все-таки: «Кто бы мог подумать!»
— Они — наши друзья. Почему у разведчика-нелегала не может быть в чужой стране близких друзей, с его работой никак не связанных? У нас по всему миру много знакомых, товарищей.
— И они помогали вам в работе?
— Не в оперативной. Понимаете, мы всегда чувствовали себя надежно в компании нормальных людей. Но и в их обществе нельзя терять чувства осторожности. Потому что и среди вроде бы своих могут попадаться провокаторы. Надо распознавать людей — ведь сама наша профессия заставляет быть психологами. А когда приходилось уезжать, то наверняка друзья потом интересовались: куда же эта пара пропала, исчезла? Не думаю, что и сегодня они знают, где мы сейчас, кем были. Если только видели фильмы, читали статьи. Здесь нет цинизма, но это — жизнь разведчика, и нам важно было иметь такое вот окружение. Потому что если полиция вдруг проявляет заинтересованность, то начинает всегда с твоих близких. А друзья всегда отзываются о тебе хорошо…
— Но почему?
— Опасно. Мол, чего же ты тогда дружил с плохим человеком?
— Вы всегда работали под армянскими фамилиями?
— Под разными. В зависимости от обстановки.
— Расскажите, пожалуйста, о своем восприятии Армении и армян.
— Мы с Гоар — армяне. И гордимся нашим талантливым народом. Он к тому же и добр, и гостеприимен.
— Блюда на вашем столе не по-московски вкусны… И коньяк — тоже!
— Я же говорю, что мы армяне. Блюда — это, конечно, Гоар, а армянский коньяк не перестал быть — спасибо нашим друзьям из Еревана — отличным коньяком.
— Вы так хорошо говорите, что я с вами сижу и слушаю, — тут же отзывается Гоар Левоновна. — А надо чай принести.
— Геворк Андреевич, вот и Гоар Левоновне интересно. Может, еще что-то из нерассказанного?
— О случайных встречах, которые для нелегалов смертельны, мы уже говорили. Но вот еще об одной. В 1970 году мы выбираемся в отпуск из нашего нелегального зарубежья — и отдыхаем в Ереване. Гуляем по центру, вдруг прямо на нас идут знакомые! Объятия, поцелуи искренние, люди-то они хорошие. Ясно, не догадывались, кто мы. Помогли нам в одном государстве легализоваться. Их дом — как наш родной. Через них мы создали свое окружение, вошли в общество… Когда мы покидали ту страну, то уезжали, с ними не попрощавшись. Такова жизнь нелегала. И вот в Ереване пошли вопросы: где вы, как вы? Почему из такой-то страны уехали?
— И мы неделю — с ними, — дополняет Гоар Левоновна. — В Ереване нам тогда пришлось трудно! Всюду знакомые — ведь мы там после Тегерана учились, и эти знакомые могли при них подойти, расспросить…
— Но были и друзья иного рода?
— Те, которые помогали или были нами завербованы? Или не были завербованы, но все равно, как у нас говорят, из которых «качали информацию»? Некоторые делились ценными для нас новостями просто на доверительных началах. Это уже чисто человеческий фактор. Когда есть что рассказать и найден хороший внимательный собеседник, хочется излить душу. А если вы вовремя задаете еще и наводящий вопрос, то не надо никакой вербовки. Бывает достаточно знакомства с компетентным человеком. Да и вообще: вербовка — дело тонкое.
Если я вербую кого-то, значит, я себя раскрываю. Откуда у меня полная уверенность, что завтра он меня не выдаст?
— Вы вспоминаете о друзьях, которые вас нашли после того, как вас слегка рассекретили. А люди вашей профессии, из других разведок, с которыми вы общались, как-то проявлялись?
— Нет, никак. Думаю, многим из них это просто невыгодно. Особенно — профессионалам из спецслужб и спецорганов. Полагаю, узнав о нас, кое-кто лишь с огорчением почесал затылок. Им ведь невыгодно признаваться, что общались с нами, были хорошо знакомы и упустили нас, точнее — не раскусили. В таком случае, вообще-то, положено прийти к руководству и доложить — но за такие «знакомства» и со службы погнать могут… Так что мы здесь, дома, они — по-прежнему там и молчат, и мы друг друга теперь никак не касаемся.
— Геворк Андреевич, а нельзя ли еще рассказать об эпизодах, пусть и не оперативных? Примеры ваши — они всегда наглядные.
— Ну, Николай, льстите! Но вы заговорили о случаях, об эпизодах, и мне припомнилось, что однажды в одной стране…
— О, эта «одна страна»!..
— Так именно в ней, далекой или близкой, похитили опять-таки одного руководителя. И все силы государства были брошены на поиски преступников. Остановили на полицейском посту и меня, проверили документы — откройте багажник! Не выходя из машины, даю ключи. Открыли, посмотрели, и я поехал дальше. Следующий пост — всё точно также. И вдруг: «Выходите из машины!» Выходим и видим наставленные на нас стволы. «Что это?!» — говорит полицейский, показывая на открытый багажник. И я вижу, что там лежит автомат… Меня спрашивают: «Это чей?» Спокойно говорю, что, мол, это вы туда бросили — не мой же. Но ситуация, сами понимаете, напряженная. Похищен крупный государственный чиновник, его ищут… И тут вдруг к нам на мотоцикле, с сиреной и блестящими огнями, летит полицейский с первого поста! Оказывается, он при осмотре положил свой автомат в мой багажник да так его там и забыл. Понимаете?! Вопиющая полицейская небрежность: забыть оружие, когда шуровал при досмотре! Случай, конечно, анекдотичный. Но я-то сначала подумал, что разыгрывают провокацию! Вот где можно было засыпаться… Правда, потом мы бы доказали свою непричастность. Но скольких нервов это бы стоило, какого времени и какое к нам бы тогда внимание было? Совсем, как вы понимаете, нежелательное для разведчика.
— А бывало, что, грубо говоря, вам приходилось смываться?
— Нет, если смоешься — то уже всё! Но вот что произошло в другой стране, где в ту пору находились серьезные военные учреждения. Мы в том городе работали и не безрезультатно. Были у меня на связи важные персоны. И вдруг наши меня вызывают на встречу. Говорят: за вами увязалась наружка. Надо срочно в Москву. Ваш захват произойдет в таком-то аэропорту такого-то числа. И когда он назвал дату, то сердце мое ёкнуло. Потому что именно на этот день у меня и был заказан билет. Думаю, скажу ему про это, он вообще перепугается — хана. Но надо же, какие в жизни бывают совпадения! И спокойно, поверьте, исключительно спокойно объясняю нашему товарищу, что два раза в день проверяюсь, никакой наружки нет, произошла ошибка. Прошу передать в Москву, что это какая-то путаница, недоразумение. Нельзя из-за нее бросать налаженное дело и, как вы говорите, смываться. С трудом, но, однако, убеждаю в этом. Успевая и укорить: вот там-то, рядом, стоят двое ваших — их за версту видно, откуда они в этот цветущий город прибыли! Вот кто может меня засветить. Спокойно прощаюсь, оставляя раздосадованного соотечественника в глубоких переживаниях.
