Генрих Айнзидель - Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948
Кто из нас остался равнодушным ко всем соблазнам и плодам кампаний в Европе, которые вначале были такими успешными? Кто из нас не участвовал в льготных покупках европейских товаров, скажем, во Франции, о которых Шперль и Геринг говорили: «Покупайте все, что пожелаете, даже если по другую сторону границы вы рухнете от изнеможения»? Кто из нас искренне не считал, что защищает отечество? Разве всем нам не было ясно, что идет война за подчинение Европы, пока только Европы?
Насколько отличается сегодняшняя армия, армия со свастикой на груди, даже от той, что мы имели в 1914–1918 годах, даже с учетом того, что мы привыкли приукрашивать события Первой мировой войны. «Лучше быть, чем казаться» — таким был лозунг старой армии. В армии Гитлера все подвержены дикой гонке за наградами, начиная от рейхсмаршала и до солдата. Это убило заботу о реальных достижениях, о простых солдатах, уничтожило чувство настоящего товарищества. Кто из вас станет отрицать, что все зашло настолько далеко, что, когда на позиции прибывает новый командир, не имеющий Рыцарского креста, солдаты начинают горько перешептываться, предчувствуя, что наступает период новой беспощадной мясорубки? Мне как-то говорил мой командир, один из самых бесстрашных бойцов на побережье Пролива{47}, способный бросить вызов самому дьяволу, что после того, как закончится эта война, ему бы хотелось стать начальником аэродрома и получить во владение кусок земли на Черном море, где он будет править «этими рабами» с помощью кнута. Уже здесь, в тюрьме, я узнал, что, когда Сталинградская бойня была в самом разгаре, командир моей истребительной эскадры оставил свою часть, взяв отпуск, положенный ему по случаю получения награды. Я слышал, что через несколько часов после получения Рыцарского креста один из летчиков попросил перевести его для службы на родину, а другой после получения той же награды стал избегать участия в любом бою. И это не единичные случаи, а примеры, которые наглядно демонстрируют, что случается, если ведется не война с целью защиты своей законной земли, а война с целью новых завоеваний.
Наверное, вы думаете, что не следует копаться в чужом грязном белье, особенно находясь в плену державы, которая воюет с вашей страной. Но если вы обвиняете сторонников комитета «Свободная Германия» в нарушении общепринятых понятий чести, то вы должны быть готовы и к тому, чтобы вам напомнили о существовании неоспоримых причин для того, чтобы бороться с гитлеровской системой с целью защиты чести всего немецкого народа. Я не стану уверять, что понимал все это до того, как попал в плен. Но, уже находясь в плену и видя неспособность любого из нас убедительно доказать справедливость дела, за которое мы все воевали, и (что является не последним доводом) будучи свидетелем трагедии под Сталинградом, жертвой которой вы все стали, я пришел ко всем этим взглядам. Я никогда не оставлял надежды, что рано или поздно высшие армейские командиры положат конец деятельности коричневых рубашек. Для меня было величайшим шоком узнать, что двадцать четыре генерала предпочли выполнить приказ Гитлера о продолжении сражения, абсолютно бессмысленного с военной точки зрения, что привело лишь к гибели 6-й армии. Они позволили захватить себя в плен вместе со своими меховыми шинелями, автомобилями, тростями для прогулок, в то время как две трети их армии в 300 тысяч солдат погибли, а остальные находились на грани смерти от голода и болезней.
Я часто проклинал свой плен и его последствия. Как и вы, я помню бесконечные колонны голодных солдат, долгие недели лихорадки и других болезней без надлежащего медицинского ухода. Как и вам, мне пришлось спать на голых досках в неотапливаемых бараках. Но, несмотря на это, сегодня я сознаю, что все это было лишь платой за мои прошлые заблуждения, за то, что, не принимая Гитлера, я все же воевал на его стороне в этой войне. И это относится не только ко мне, но и ко всем нам. И если сегодня вы рассказываете мне о смертности среди сталинградских пленных и требуете от русских, чтобы те обращались с вами как подобает офицерам, прежде чем мы сможем обсудить наше с ними сотрудничество, я должен ответить, что, по моему мнению, мы не можем просить у чужого правительства того, чего никогда не осмелились требовать от своего собственного.
В какой-то мере я благодарен судьбе за то, что она привела меня в плен. Для молодого человека, как я, это было лучшим способом решить для себя дилемму, возникшую оттого, что, не веря в Гитлера, я продолжал за него сражаться, наслаждаясь чувством полета и азартом атаки. Я благодарен судьбе за то, что она привела меня к интеллектуальной зрелости, чего я никогда не сумел бы достичь при иных обстоятельствах, заставила меня задуматься об идеях, под знамена которых нас призвали в Германии и заставили нести разрушение, даже не понимая, за что мы воюем. Я научился понимать, что ничто не вызывает таких пагубных последствий, как недопонимание, недооценка и презрение по отношению к противнику или, в общем говоря, ко всем другим народам. Я знаю, что многие из вас с подозрением относятся к тем, кто берется за книги Маркса и изучает идеи, на которых основано Советское государство, хотя здесь речь идет не более чем о желании постичь нечто, чего мое поколение было лишено. Я не разделяю этого отношения и вынужден признать, что нахожу некоторые социалистические и коммунистические идеи правильными. И Германия многое бы выиграла, если бы приняла эти идеи. Я признаю и то, что работаю в комитете вместе с коммунистами-эмигрантами в Москве, чьи ясно выраженные политические оценки произвели на меня огромное впечатление. Эти люди ни в коей мере не соответствуют тем краскам, в каких их рисуют наци. Они сумели дать ответы на некоторые вопросы, ответы, которые я сознательно или несознательно искал еще до того, как попал в плен. И поскольку никто пока не сумел привести мне убедительных аргументов против, ничто не может убедить меня в том, что о сотрудничестве с русскими вообще не может быть речи, что попытка с их помощью вырвать Германию из лап Гитлера невозможна.
Надеюсь, что мне удалось достичь среди вас понимания того, почему я вхожу в состав комитета и почему я сейчас выступаю здесь, перед вами. Надеюсь, вы поймете, что мной движет не поиск личной выгоды для себя, а искренняя забота о родине и о нашем народе. Надеюсь, что вы не отвергнете наш призыв подняться и вместе с Национальным комитетом вступить в борьбу против Гитлера и его прихвостней, которые намерены привести Германию к той судьбе, что уже постигла немецкую армию под Сталинградом.
* * *Когда я закончил, с некоторых мест послышались слабые аплодисменты. Но большинство офицеров продолжали хранить молчание. Однако теперь спиной ко мне сидело не так уж много из них. После меня говорили Фридрих Вольф и майор Хоман. После окончания собрания лагерь напоминал разворошенный улей. Прежде никто не воспринимал всерьез антифашистскую группу, теперь же гудели оживленные споры, в которых горячо приводились аргументы как за, так и против. Сразу же после собрания более пятидесяти офицеров приняли решение вступить в группу, остальные, по крайней мере, прекратили игнорировать нас молчанием. Казалось, открывается путь для серьезного дружеского обсуждения дальнейшего плана действий.
