Хайнц Кноке - Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945
Потеряв терпение, я закричал:
— Стреляй, осел несчастный, стреляй!
Он совсем не реагирует.
Я услышал разрывы снарядов.
С правой стороны меня обстреливает пулемет со второго бомбардировщика. Он совсем близко от меня. Другой стрелок тоже начал стрелять по мне из спаренного пулемета. Очереди проходят прямо над моей головой.
Я почувствовал еще одно попадание по моему самолету. Мы попали в скопление облаков. У моего «боинга» уже пылает хвост и левый внутренний двигатель. Но два пулеметчика со второго бомбардировщика продолжают обстреливать меня. Они всего в 30 метрах от меня.
Стараюсь добить мою жертву. Этот негодяй будет сбит, даже если за это придется заплатить головой. Я держусь в 70 метрах от его хвоста. Огонь перекинулся на его правое крыло.
На мгновение я отпустил штурвал, чтобы привлечь внимание Деллинга и указать ему на второй бомбардировщик. Вдруг перед глазами у меня полыхнуло, и рука, которой я махал, отлетела к стенке. Я судорожно схватился за штурвал, но тут же бросил его. Моя правая перчатка, разорванная в клочья, набухла от крови. Боли я не чувствую.
Я снова схватил штурвал раненой рукой, прицелился и длинной очередью разрядил магазин в противника. «Боинг» стал падать, пылая как факел.[31] Я последовал за ним и проводил до самого моря. Горящее масляное пятно — все, что осталось от тяжелого бомбардировщика.
Я почувствовал боль в руке. Левой рукой взялся за штурвал, он скользкий от крови. Из правой руки течет кровь.
Некоторое время назад я перестал понимать, где нахожусь. Взял курс на север в надежде достичь земли. Мой двигатель чудом уцелел. Мне повезло, что стрелки на этом «боинге» оказались никудышные.
Боль в руке усиливается. Я теряю много крови. Мой комбинезон выглядит так, словно я лежал в луже крови.
Как далеко от берега я нахожусь? Минуты тянутся бесконечно, но я не вижу никаких признаков этого проклятого берега. У меня появился какой-то странный жар, болезненное ощущение, кажется, я теряю сознание.
Боль в руке мучительная. Впереди замаячил остров — Нордерней. Через семь-восемь минут я смогу приземлиться. Время тянется бесконечно. Наконец я над Джевером. Несмотря на пульсирующую боль в руке, стал медленно спускаться, покачав крыльями в знак победы.
Механики махали руками и кепками, радуясь, как дети. Сейчас мне нужны обе руки, чтобы приземлиться. Я сжал зубы. Правая рука совсем онемела.
Мой механик пришел в ужас, увидев мою руку и кровь, растекшуюся по комбинезону. Другие механики столпились вокруг моего самолета. Командир ранен!
В пункте оказания первой медицинской помощи дежурный врач снял перчатку с моей руки и наложил повязку, потом сделал мне профилактическую инъекцию.
Сейчас только 9.00. Остальные самолеты не возвращались до полудня. Мы записали на свой счет еще две победы.
В поддень меня забрали в госпиталь, похоже, собираются оперировать. Мне ампутировали сустав пальца. С рукой все будет в порядке, если не начнется гангрена. Медсестра взяла меня под опеку. Я должен оставаться здесь до дальнейших распоряжений. Я выглянул в окно: моя машина стоит во внутреннем дворе. Юнгмайер, мой водитель, ждет меня.
Я осторожно осмотрел длинный коридор. На берегу тоже никого нет. Терпеть не могу запаха больницы. Через полчаса я уже вернулся на свой аэродром.
Не могу удержаться от смеха: они там, наверное, ищут меня.
2 июля 1943 годаЯ хотел остаться со своими товарищами, но командир эскадрильи, капитан Шпехт (он принял командование эскадрильей два месяца назад), приказал мне отправляться в отпуск на несколько дней, поэтому я вместе с Лило и маленькой Ингрид поехал в Хамельн.
Три с половиной года прошло с тех пор, как я покинул родной город. Тогда я только что поступил в институт и хотел стать солдатом, сейчас вернулся старшим лейтенантом — мне присвоили это звание месяц назад и утвердили в должности командира звена. Я награжден Железным крестом первой и второй степени, у меня черная нашивка за ранение, значок пилота. За несколько последних месяцев я вдобавок получил бронзовый, серебряный и золотой значки-крылья за 200 боевых вылетов.
В те дни я был по-юношески влюблен в Аннелиз, а сейчас я женатый человек, отец семейства.
В моем дорогом старом городке ничего не изменилось.
Каждый день мне меняют повязку. Я хожу с правой рукой на перевязи. Почему-то горжусь моим первым ранением, не могу удержаться.
4 июля 1943 годаУ меня еще почти неделя отпуска. Но я понял, что скучаю по аэродрому, по моим товарищам, по самолетам, и решил вернуться.
Кроме того, не могу представить мое звено без меня!
25 июля 1943 годаЯ получил что-то вроде кожаного чехла, предохраняющего мою перевязанную руку, и теперь снова могу летать при помощи ремешка, привязанного к штурвалу.
За последние несколько дней я совершил множество полетов на красивом четырехместном самолете «Мессершмитте Тайфуне».
Сейчас я лечу над Гамбургом. Англичане ночью, а американцы днем проводят массированные бомбардировки и практически разрушили этот огромный город. Целые районы лежат в руинах, вследствие ночных бомбардировок зажигательными бомбами, проводимыми англичанами. Около 100 000 человек погибло. Американцы днем атакуют военные объекты.
Я вижу пожары, пылающие на развалинах. Клубы дыма поднимаются на высоту 1000 метров. Дым распространяется на площади 20 километров, медленно дрейфуя к Балтийскому морю, расположенному в 140 километрах отсюда.
На небе ни облачка. Огромные столбы дыма поднимаются в лазурное небо. Ужас происходящего потряс меня. Это ужасная картина человеческих страданий.
Я немедленно хочу вернуться в бой, несмотря на раненую руку.
27 июля 1943 годаВо время пробного полета я понял, что смогу летать на моем «Густаве», привязав руку к штурвалу.
Вечером поднялся в воздух вместе со всем звеном на учебный полет. Пока рука не заживет, я должен избегать столкновений с вражескими истребителями, но атаковать бомбардировщик смогу.
К несчастью, во время этого полета сержант Крамер, всего через несколько дней после того, как его выписали из госпиталя, упал в море — у него были неполадки в двигателе. Мы видели, как он падает, но помочь ничем не могли. Самолет навсегда исчез в глубинах Северного моря.
28 июля 1943 годаСкопление вражеских самолетов в секторе Дора-Дора. Это значит боевой вылет. Я привязал руку к штурвалу и взлетел.
В 8.35 мы поднялись в воздух. Бомбы прикреплены под фюзеляжем.
Над Хелиголандом мы поднялись над приближающимися бомбардировщиками и сбросили бомбы. Под нами возникла потрясающая картина огромного взрыва.
