Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Выборы в Академию. Брутенц, Шмидт, Волобуев клянчат… К Б. Н.'у шлют меня замолвить за них туда. Стыд и срам. Впрочем, вписывается в общий нравственный распад. Трухановский рассказал, как Бромлей преграждает ему путь в академики: Рыбакову (академик — секретарь исторического отделения АН СССР) сказал, что у него (Трухановского) жена еврейка. И тот стал проверять. Пригласил в гости с женой. А потом попросил, чтоб дочка, студентка истфака, подошла к нему на факультете. Трухановский написал записку, запечатанную, которую она должна была передать Рыбакову («Вашу просьбу, мол, выполняю. Вот моя дочь»). Не знаю, убедился ли Рыбаков, что обе — и жена, и дочь — еврейки. Как он будет теперь голосовать — неизвестно.
Б. Н. в самолете на обратном пути был откровенен и рассказал, что идеология и классовый подход в отношении Югославии в 1948 году — чистая липа. Просто Тито оказался слишком знаменитым! И Сталин сказал: «Пальцем шевельну — и его не будет».
Долго рассказывал нам о деле Сланского. Сам расследовал потом (после 1953 года), разговаривал с теми, кто вел следствие (кгбэшники): и как на духу признали, что все — чистый фарс.
О Ласло Райке: все очень просто — воевал в Испании, а в 1948 году где-то случайно встретился с каким-то сербом, с которым вместе воевал в интербригаде. Вот и дело готово: «заговор».
Разошелся наш старик (Пономарев). И тем больше он являет собой загадку сталинской эпохи. Возмущен делом Сланского, но столь же негодует по поводу разоблачений, которые сделал чешский журналист своей книгой и фильмом «Признание»., хотя там — чистая историческая правда. Здесь весь Пономарев — не хочет присутствовать при распаде «своей империи» (т. е. МКД) и поэтому верно служит тому, кто «сейчас» наверху.
Ноябрьский Пленум ЦК и сессия Верховного Совета. Опять все то же самое. «Лучше работать». Старческие призывы. И уже ни у кого охоты нет выступать хоть на 10 % откровенно, взывать, критиковать. Бессмысленно. А между тем по Москве идут разговоры «о цыгане». Это любовник дочери Брежнева. Давний. Муж — Чурбанов, которого сделали первым замом МВД и кандидатом в члены ЦК, в курсе и, конечно, терпит. Но этот цыган попался (в составе шайки) на валютных операциях с заграницей. Завели было дело. И вдруг. дело закрыли, а цыгана устроили артистом в Большой театр. Очень похоже, что не сплетня, учитывая любвиобилие Генерального по родственной части.
Навесили друг другу значки — «50-летие пребывания в КПСС».
Рок-опера в Театре Ленинского комсомола «Юнона и Авось» по Вознесенскому. Талантливо, мощно, модерно-патриотично. Россия не погибнет, потому что при каждом кризисе она впадает в патриотизм, почти фанатичный.
Визит в Бонн.
Переговоры в Женеве о сокращении вооружений. О чем речь, когда 40 % нашего национального дохода идет на военно-промышленный комплекс. И необратимо. Вот в чем вопрос. Ибо — завоёвывать нас никто не собирается. Статья знаменитого Кеннана (мол, образумьтесь! О каких ценностях и тут и там вы печетесь? Что и вы, и они можете предъявить друг другу действительно заслуживающего того, за что стоило бы умереть!).
13 декабря 1981 г.Ходил в Манеж на выставку, посвященную 40-летию битвы за Москву. Жиденько. Самое интересное — фото. Живописного (современного для 1941-45) мало, по обстоятельствам времени. То, что написано сейчас, ходульно и нелепо — в нынешней эпигонско-условной манере. И половина выставки опять же посвящена Брежневу. Это ужасно, прежде всего с эстетической и этической точки зрения.
Сегодня Ярузельский объявил военное положение в Польше. Что-то будет? Но, кажется, сделано квалифицированно и выбран момент. Весь мир, наверно, беснуется. Думаю, однако, что сработает эффект Пилсудского. Недаром в недавней речи Ольшовский напомнил, почему пала шляхетская Польша.
Прочитал роман Евтушенко в № 10 «Москвы». Переложил на прозу все то, что 27 лет писал в стихах. Что бы там ни говорили и как бы ни поджимали губки, это общественная акция с очень смелыми, открытыми, хотя и банальными мыслями о нашем современном состоянии. Чем бы он ни руководствовался, писатель должен выглядеть честным, иначе он не выполняет свою роль. Таков и есть Евтушенко. Он хочет дойти до конца, оставаясь самим собой.
Ю. Трифонов «Время и место», роман в 9-10 №№ «Дружбы народов». Талантливая ностальгия, не преодоленный комплекс переживания сталинизма. Но это уже скучно. Трифонову не хватило социального дыхания, в этом отношении он куда как слабее Бондарева, того же Евтушенко, да и других талантливых.
Увлекаюсь Коллингвудом («Идея истории»). Поразительно умная книга. И еще поразительнее то, что мне рассказал сегодня Карякин: он получил письмо от Дезьки, который пишет, что тоже увлекся Коллингвудом. Юрка заключил: если не сговорились, значит это потому, что «из одного лицея».
Заставили меня делать доклад на очередном партсобрании Отдела по ноябрьскому Пленуму ЦК. Опять, уже в третий раз, я буду блистать пессимизмом, этим и нравлюсь, сообщая то, что в печать на эту тему не попало. А заниматься демагогией не могу.
Попалась под руку купленная в ЦК'овском киоске в 1963 году единственная книжечка стихов Коржавина. Стал опять листать. До слез сильные вещи — особенно о России, о Бородино, о русской интеллигенции, о патриотизме. И этот поэт стал диссидентом, уехал, загубил свой огромный талант. еврей, заглянувший в суть нашей великой истории, воспринявший Россию, как свое, главное, неповторимое и великое и вот, пожалуйста, «разбился о быт».
Статья о Бодлэре в сборнике 1970 года, «Цветы зла».
29 декабря 1981 г.Я в отпуску. Но выполнял просьбу Б. Н. — прошелся по рукописи, которую он хочет издать в США (и уже нашел издателя) — о научном коммунизме. Местами даже любопытно. По большей части примитив на уровне вузовского учебного пособия. Но для Запада может оказаться интересной: что думают сами московские коммунисты (один из руководителей команды), о марксизме-ленинизме сегодня.
В общем он ухватил потребности рынка. Набирает и набирает сочинения, чтоб остаться в истории. А из 325 страниц им самим там написано едва ли десяток. Ковальский был «бригадиром». Я вызывал Амбарцумова, Вахромеева. Кто-то и без моего ведома руку прикладывал, изображалось это, как поручение ЦК и, конечно, не говорилось, что для книги («авторской») Пономарева. С миру по сосенке. и получилась еще одна книжка в его уже шести томном собрании сочинений.
Методика свидетельствует не только о его личном презрении к людям, но и об общей атмосфере — когда считается нормальным писать для начальства, а начальству — в открытую заказывать, даже требовать и не стесняться признавать, что это не самим им написано.
