Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
Через полвека поедет на фронт добровольцем его сын Лев, поедет из своей «первой Голгофы». В апреле 1945 года он напишет: «Воюю я пока удачно: наступал, брал города, пил спирт, ел кур и уток, особенно мне нравилось воронье; немцы, пытаясь задержать меня, несколько раз стреляли в меня из пушек, но не попали. Воевать мне понравилось, в тылу гораздо скучнее». И прибавит еще: «Передвижение в Западной Европе гораздо легче, чем в Северной Азии»132.
Недостатки у Николая Степановича и Льва Николаевича в чем-то совпадали. Про Н. С. один из его друзей писал: «Точными знаниями он не обладал ни в какой области, а язык знал только один — русский, да и то с запинкой (писал не без орфографических ошибок, не умел расставлять знаков препинания, приносил стихи и говорил: «А запятые расставьте сами!»). По-французски кое-как понимал»133. В школе он учился плохо, университет не закончил.
Л.Н. писал без всяких ошибок, но самокритично отзывался о своих знаниях: «Основными недостатками своей подготовки я считаю: а) слабое знание языков. Читаю свободно только по-французски и по-английски, знаю персидский и таджикский, но не за все периоды (они очень разные). По-немецки читаю еле-еле, а по-татарски еще хуже; латынь чуть-чуть. Это, конечно, очень грустно, но не моя вина; в) не успел выучить как должно философию европейскую, т. к. отвлекался на Восток; с) совсем слабо знаю математику, но этот пробел восполняю тем, что принимаю на веру результаты ее и пытаюсь применять к истории»134.
Поиски «генной памяти» могут завести нас далеко. Нельзя вместе с тем пройти и мимо различий отца и сына. Поэт говорил, что если идея истинно художественная, то она может и должна быть выражена только стихом. Ученый любил писать стихи, но стал известен прозой (я имею в виду лучшую научно-популярную книгу «Поиски вымышленного царства»). Георгий Адамович отмечал, что при жизни Н. Гумилева его книги не имели большого распространения; он имел учеников, последователей, но проникнуть в широкую публику ему не давали, и, по-видимому, он этим тяготился. Ранняя насильственная смерть дала толчок к расширению поэтической славы Николая Степановича135.
Л.Н. большую часть жизни писал «в стол». Популярность настигла его после смерти: книги Гумилева стали выходить массовыми тиражами, Казахский университет в Астане был назван его именем и т. д. Это был триумф после смерти...
2. Его университеты
О. Мандельштам сказал Анне Ахматовой о Л. Гумилеве: «Вам будет трудно уберечь его, в нем есть гибельность».
Л. В. Яковлева-ШапоринаВ 1929 году вернулся в Ленинград, к матери, и окончил 67-ю среднюю школу в 1930-м.
Л. Гумилев2.1. Необрый, но любимый город
В нелегкое время вернулся Л.H. в Ленинград, Он сам пишет «вернулся», потому что был здесь когда-то с отцом, пусть совсем недолго; в 1926 г. — «на побывке» у матери, а скорее, у П. Лукницкого. Кому нужен здесь был провинциальный мальчик со своими фантазиями, очень домашний, да еще с таким клеймом, как «сын расстрелянного»? Матери? Это спорно; она была занята своими переживаниями — личными и творческими.
Тем не менее суровый город быстро стал его любимым, оставался мечтой в долгой лагерной жизни. В 1955 г. из Омлага Л.Н. напишет: «Мне кажется, что лучшего места на земле нет: климат замечательный, улицы красивые. Нева, библиотеки, музеи... ну чего еще надо? Очень хочу домой!»136
Жили они с А.А. бедно. Э. Герштейн рассказывает: «Оба ослабли от голода, даже курево не на что было купить. Потом они, видимо, заняли у кого-то из знакомых немного денег. Тем не менее Лёва сдал последний экзамен на тройку, потому что у него от голода кружилась голова»137. Судя по последней фразе — «сдал экзамен», дело было в 1934 г.
Герштейн дала изумительно четкое и жесткое определение всей ситуации, в которой находился Лёва — любимый ею человек. «Уже давно, — пишет она, — я была потрясена зрелищем его жизни, в которой ему не было предусмотрено на земле никакого места»138. Действительно, никакого места... Москву он не любил; увидев столицу в период реконструкции ее центра, заметил: «Мало ли в России пустырей...» И Москва была к нему достаточно жестка. Столичные друзья Анны Андреевны тяготились ее частыми приездами туда и только делали вид, что ценят Л.Н. Опять же, по свидетельству Э. Герштейн, Мандельштамы были недовольны приездом Лёвы (с которым, кажется, мемуаристка у них и познакомилась), и в первые дни после отъезда Анны Андреевны и у Нади, и у Осипа Эмильевича прорывалось какое-то раздражение против нее. «Осип Эмильевич, — пишет Герштейн, — сочинил на меня и Лёву злую эпиграмму, которую мне сам Лёва прочел... Я, со своей стороны, открыла Лёве, что Надя называет его кретином»139. Злоба Мандельштамов выплескивалась за пределы столицы и достигала Ленинграда. Брат Осипа — Евгений Эмильевич, у которого остановилась Эмма, услышав, как она звонила на Фонтанку, заметил: «Вы говорили с сыном Анны Андреевны? Остерегайтесь его, у него могут быть нехорошие знакомства. Вообще... я бы не хотел... из моей квартиры»140.
Неприятные слухи доходили даже до незнакомых Мандельштаму людей. В 1937 г. Эмма жила у своих родственников — врачей. Последние поинтересовались тем, у кого она бывает. Герштейн назвала среди прочих и Ахматову, на что ей было сказано: «У Ахматовой? О, избегай ее сына»141. А еще говорят, что интеллигенция — только страдавшая сторона в тот страшный год. Легко было предсказывать великому поэту: «В нем есть гибельность»; они же и добавляли, помогали «реализовать» эту гибельность.
2.2. Злой гений Льва Гумилева
Если бы я не был так ничтожен...
Но я труслив, слаб и изворотлив.
Н. ПунинМог ли Лев спокойно, нейтрально воспринимать третьего мужа Анны Андреевны — Николая Николаевича Пунина? Думается, нет; и дело не только в откровенной и нескрываемой неприязни самого Пунина к нему. Обычно Н. Н. Пунин фигурирует как профессор, крупный искусствовед, жертва сталинских репрессий. Все это в основном верно. Верно и то, что жизнь его закончилась трагически: в 1953 г. в концлагере Абезь на Севере. Странная игра судьбы напоследок свела его там с одним из евразийцев — Львом Карсавиным. По свидетельству «солагерников», оба сохраняли какую-то стоическую силу.
Думается, взрослый Лев Гумилев знал и другое, для него не менее существенное: в 1918 г. Н. Н. Пунин был официальной фигурой в России и очень немалой — заместителем народного комиссара просвещения РСФСР А. В. Луначарского. Это бы ладно, чего не случалось в те годы. Но я думаю, что Лев Гумилев знал «заметку-донос» Н. Н. Пунина на своего отца. В ней говорилось: «С каким усилием, и то только благодаря могучему коммунистическому движению, мы вышли год назад из-под многолетнего гнета тусклой изнеженно-развратной буржуазной эстетики. Признаюсь, я лично чувствовал себя бодрым и светлым в течение всего этого года отчасти потому, что перестали писать или, по крайней мере, печататься некоторые «критики» и читаться некоторые поэты (Гумилев, например). И вдруг я встречаюсь с ними снова «в советских кругах»... Этому воскрешению я, в конечном итоге, не удивлен. Для меня это одно из бесчисленных проявлений неусыпной реакции, которая то там, то здесь да и подымет свою битую голову».
