Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
Необходимо сказать несколько слов об этом удивительном человеке. A.M. Переслегин (1891 — 1973) родился в Лисичанске в семье горного инженера. В 1900 г. отец получил назначение в Петербург, но неожиданно умер в дороге от сердечного приступа. Жена и девять детей добрались до места назначения одни. После окончания историко-филологического факультета университета Александр Михайлович был оставлен на кафедре русской истории для научной работы, начал писать диссертацию, но революция, голод и разруха, а также смерть одного из детей вынудили семью переселиться в провинциальный Бежецк (по обеспечению это все-таки была, как тогда говорили, «вторая Украина»!). В 1919 г. Александр Михайлович стал преподавателем той самой школы.
На «Гумилевских чтениях» 1997 г. были гости из Бежецка, из Твери — родные и знакомые А. М. Переслегина. Они рассказали о нем немало интересного: недавно нашли тетрадь Александра Михайловича со стихами Мандельштама, В. Инбер и самого Льва, перекликавшимися со стихами отца. Да и сам Переслегин писал стихи. Вообще говоря, он был образованнейшим человеком — владел французским, старославянским, древнегреческим. Внешне Александр Михайлович был похож на А. Суворова — быстрый, изящный, с хохолком на голове. С Гумилевыми Переслегины дружили домами, и в чем-то Александр Михайлович заменил Льву отца.
В преподавании Переслегин использовал «игровую педагогику»: на уроках обществоведения фигурировали сказочные государства и вымышленные персонажи, которые потом перекочевали и в некоторые детские сочинения Льва. Мне попались три опуса: один — совсем юного Льва — «Из рыцарских времен», драма в 4-х действиях, записанная на бедненькой школьной тетрадке в клеточку явно детским почерком, и два — молодого Льва — «Герой эль Кабрилло» и «Тоду-Вакка»...
Из стихов Лёвы Гумилева, дошедших до нас, процитирую «Шахматную партию», посвященную А. М. Переслегину. Учитель любил шахматы, но Л.Н. «в возрасте» как-то скрывал это свое увлечение (или оно прошло с годами?).
Благословенная Каисса107,
Мне помогает твой приход.
Я на доске хитрей Улисса
Себе выискиваю ход.
Я грозно пешек надвигаю,
Оплот надежный им слоны
Конем умело упреждаю,
Атаку с левой стороны...
Все остальное было в бежецкой школе плохо. «Школьные годы — жестокое испытание, — будет вспоминать Л.Н. в конце жизни, — без знания языков и литературы теряются связи с окружающим миром людей, а без истории — с наследием прошлого. Но в двадцатых годах история была изъята из школьных программ, а география сведена до минимума. То и другое на пользу не пошло»108.
В школе Лев учился неровно. Шел первым по литературе, обществоведению, биологии и плелся в хвосте по физике, химии, математике109. Сам он объясняет это так: «Интересным для автора оказались история и география, но не математика и изучение языков. Почему это было так — сказать трудно, да и не нужно, ибо относится к психофизиологии и генетической памяти...»110
К генетической памяти мы еще вернемся, а вот другое объяснить труднее: почему-то взрослый Л. Гумилев не однократно говорит о рубеже «6 лет». «Только с шести-семи лет человек, — писал Л.Н., — может начать выбирать интересное и отталкивать скучное»111. Та же мысль высказывается и в одном из писем к П. Савицкому: «Историей я занимаюсь 38 лет, т. е. с 6-летнего возраста. Первые десять лет были посвящены гимназическому курсу, затем пошел Восток...»112
К счастью для Лёвы, тогда в Бежецке была библиотека, полная сочинений Майн Рида, Купера, Жюля Верна, Уэллса, Джека Лондона и многих других увлекательных авторов, дающих обильную информацию. Там были хроники Шекспира, исторические романы Дюма, Конан Дойля, Вальтера Скотта, Стивенсона. Да и в слепневском доме была большая старинная библиотека113.
Чтение давало Льву первичный фактический материал и будило мысль. Так стали возникать первые исторические вопросы. Зачем Александр Македонский пошел на Индию? Почему Пунические войны сделали Рим «вечным городом», а коль скоро так, то почему готы и вандалы легко его разрушили? В школе тогда ничего не говорили ни о крестовых походах, ни о Столетней войне между Францией и Англией, ни о Реформации и Тридцатилетней войне, опустошившей Германию, а об открытии Америки и колониальных захватах можно было узнать только из беллетристики, т. к. не все учителя сами об этом имели представление114. «Излишний интерес к истории, — как вспоминал Л.Н., — вызывал насмешки. Но было нечто более сильное, чем провинциальная очарованность. Это нечто находилось в старых учебниках, где события были изложены систематически, что позволяло их запоминать и сопоставлять. Тогда всемирная история и глобальная география115 превращались из калейдоскопа занятных новелл в стройную картину окружающего нас Мира. Это дало уму некоторое удовлетворение. Однако оно было неполным. В начале XX в. гимназическая история ограничивалась Древним Востоком, античной и средневековой Европой и Россией. Китай, Индия, Африка, доколумбовская Америка, главное, великая степь Евразийского континента были тогда Терра инкогнита. Они требовали изучения»116.
Интерес к географии подогревался еще и присланным Анной Андреевной атласом на немецком языке. Немецким Лев не владел, но поиск на карте с латинским шрифтом — полезное дело; не случайно Л.Н. потом блестяще знал «географическую номенклатуру».
Биографы Н. Гумилева старались найти сходство отца и сына — ту самую генетическую память, о которой позже поминал и сам Л.Н. Речь идет не просто о внешнем сходстве, хотя оно было. В. Ходасевич писал, что Л.Н. в детстве был очень похож на отца. Это видно на широко известной фотографии, но в зрелые годы Гумилев стал более походить на мать117.
Но имеются и более глубокие основания для сходства. Никто почему-то не сказал, что и Николая, и Льва Гумилевых воспитывала одна и та же женщина — мудрая и добрая Анна Ивановна Гумилева (Львова). Думаю, первое, что было от нее унаследовано, — это вера, глубокая религиозность.
Анна Гумилева — невестка Н. С. вспоминала: «Дети воспитывались в строгих принципах православной религии. Мать часто заходила с ними в часовню поставить свечку, что нравилось Коле. С детства он был религиозным и таким же остался до конца дней своих — глубоко верующим христианином. Коля любил зайти в церковь, поставить свечку и иногда долго молился перед иконой Спасителя. Но по характеру он был скрытный и не любил об этом говорить»118. Правда, Владислав Ходасевич, говоря о Николае Степановиче, отмечал, что хотя «Гумилев не забывал креститься на все церкви... но я редко видел людей до такой степени не подозревавших о том, что такое религия»119. Но я больше склонен доверять невестке Н. С. Гумилева, которая, надо полагать, знала лучше.
